Дэвид Эддингс - В поисках камня
Вместе с тем он сознавал, что все не совсем так, как обычно. Хотя мозг его бодрствовал, тело спало. Он смотрел на все в спокойной, просветленной отрешенности, не замутненной никакими чувствами, столь часто сеявшими неразбериху в его мыслях. Он знал, что наверняка обязан сказать тете Пол, что не спит, но по какой-то неясной причине не стал этого делать.
Спокойно он начал перебирать мотивы и соображения, заставившие его промолчать, стараясь выделить ту главную мысль, которая и определила решение. В этих поисках он и наткнулся на тихий уголок, где пребывало другое сознание. Гарион почти ощутил его желчное удовольствие.
— Ну? — молча спросил его Гарион.
— Я вижу, ты наконец проснулся, — сказало ему другое сознание.
— Нет, — довольно педантично поправил Гарион, — часть меня, я полагаю, спит.
— Это та часть, которая мешает. Теперь мы можем поговорить. Нам надо обсудить кое-что.
— Кто ты? — спросил Гарион, рассеянно повинуясь указанию тети Пол сесть на лошадь.
— У меня нет настоящего имени.
— Ты отделен от меня, так ведь? Я хочу сказать, ты не просто другая часть меня?
— Нет, — отвечал голос, — мы совершенно отдельны.
Лошади шагом двинулись по лугу, следуя за тетей Пол и господином Волком.
— Чего ты хочешь? — спросил Гарион.
— Я должен направить события в то русло, каким им надлежит следовать. Я занимаюсь этим уже очень давно.
Гарион попытался это осмыслить. Вой становился громче, стоны и вскрики отчетливее. Туманные, отрывочные видения возникали в воздухе и неслись над травой к лошадям.
— Я помешаюсь, не правда ли? — спросил Гарион с некоторым сожалением. — Я не сплю, как другие, и призраки сведут меня с ума, так ведь?
— Сомневаюсь, — отвечал голос. — Ты увидишь кое-что, чего бы тебе лучше не видеть, но не думаю, чтобы это помутило твой рассудок. Ты даже можешь узнать о себе что-то такое, что тебе впоследствии пригодится.
— Ты очень стар, да? — спросил Гарион, как только эта мысль пришла ему в голову.
— Это слово по отношению ко мне не имеет никакого смысла.
— Старше моего деда? — настаивал Гарион.
— Я знал его ребенком. Быть может, тебе приятно будет узнать, что он был еще упрямее тебя. Мне потребовалось много времени, чтобы направить его в нужную сторону.
— Ты делал это, находясь в его мозгу?
— Естественно.
Гарион заметил, что его лошадь идет прямо через одно из туманных видений, возникшее перед ней.
— Значит, он знает тебя — то есть то, что ты был в его мозгу?
— Он не знает, что я там был.
— Я всегда знал, что ты здесь.
— Ты — иное дело. Об этом нам и надо поговорить.
Вдруг в воздухе прямо перед лицом Гариона возникла женская голова. Глаза её были вытаращены, рот перекошен беззвучным криком. Обрубок шеи кровоточил, капли крови исчезали в никуда.
— Поцелуй меня, — прохрипела голова. Гарион закрыл глаза, лицо его прошло сквозь голову.
— Видишь, — заметил голос как бы между прочим, — это не так страшно, как ты воображал.
— Почему я — иное дело? — осведомился Гарион.
— Кое-что предстоит сделать, и сделать тебе. Все остальные были только подготовкой.
— Что именно я должен сделать?
— Узнаешь, когда придет время. Если узнаешь слишком рано, то можешь испугаться. — Голос сделался сухим и строгим. — Тебе и без того придется непросто.
— Почему мы говорим об этом сейчас?
— Тебе надо знать, зачем ты должен это сделать. Это может помочь тебе, когда придет время.
— Хорошо, — согласился Гарион.
— Очень-очень давно случилось нечто, чему не следовало случаться, — начал голос внутри его мозга. — Вселенная возникла по определенной причине и постепенно двигалась к намеченной цели. Все шло, как и должно было идти, как вдруг произошло нечто неправильное. Это был пустяк, но произошел он в должное время и в должном месте — вернее будет сказать, в недолжное время и в недолжном месте. В любом случае он изменил ход событий. Тебе понятно?
— Кажется, да, — отвечал Гарион, морщась от напряжения. — Это как если ты бросаешь камень во что-то, а он отскакивает от чего-то другого и летит куда ты вовсе не хотел — как когда-то Дорун швырнул камнем в ворону, а камень отскочил от ветки и разбил Фолдору окно?
— Именно так, — поздравил его голос. — До этого момента существовала только одна возможность — первоначальная. И вдруг их стало две. Давай сделаем еще один шаг. Если б Дорун — или ты — очень быстро кинул другой камень и попал бы в первый прежде, чем тот долетел до Фолдорова окна, возможно, первый камень попал бы таки в ворону.
— Возможно, — с сомнением отвечал Гарион. — Только Дорун вовсе не так хорошо кидался камнями.
— Я умею это гораздо лучше Доруна, — сказал голос. — Собственно, ради этого я и возник. В некотором роде ты — камень, который я кинул. Если ты попадешь в тот, другой камень, ты развернешь его и направишь туда, куда ему было изначально назначено лететь
— А если нет?
— Фолдорово окно разобьется.
Нагая женщина с отрубленными руками и торчащим из груди мечом вдруг возникла прямо перед Гарионом. Она визжала и стонала, обрубки рук брызгали кровью ему в лицо. Гарион протянул руку стереть кровь, но лицо его было сухим. Не видя призрака, лошадь прошла сквозь него.
— Мы должны вернуть события в правильное русло, — продолжал голос. — Некое действие, которое ты должен будешь совершить, — ключ ко всему. Долгое время то, что должно было случиться, и то, что случалось на самом деле, шло в разных направлениях. Теперь они снова начинают сходиться. Точка, где они сойдутся, это та точка, в которой тебе придется действовать. Если это тебе удастся, все выправится; если нет — все по-прежнему будет идти не так, и цель, ради которой возникла Вселенная, достигнута не будет.
— Как давно это началось?
— Еще до сотворения мира. Даже до богов.
— Удастся ли это мне? — спросил Гарион.
— Не знаю, — отвечал голос. — Я знаю, чему надлежит быть, а не то, что будет. Тебе надо понять кое-что еще. Когда произошла ошибка, она породила две разные линии возможного, и каждая из этих линий имеет свою конечную цель. Иметь цель — значит её осознавать. Говоря попросту, я — сознание первоначальной цели Вселенной.
— Только теперь есть другое? — предположил Гарион. — Другое сознание, я хотел сказать — связанное с другой линией возможного?
— Ты даже сообразительней, чем я думал.
— А не захочет ли оно, чтобы все по-прежнему шло неправильно?
— Боюсь, что захочет. Тут мы подходим к важному месту. Точка во времени, когда все решится, очень близка, и ты должен быть готов.
