Тамара Воронина - Игры богов
– Старая?
– Не так чтоб старая, под двести, не больше, но что-то такое с ней случилось, что она весь шарм растеряла. Характер!!! Лиззи Пон – воплощенная кротость и скромность рядом с ней. Вздорная, подлая… в общем, мерзкая бабенка.
Март безуспешно пытался представить себе характер хуже, чем у юной баронессы Пон, которую маменька с папенькой звали Лиззи. Не получилось, хотя фантазия у него была не самая бедная.
Получается, что Ли был знаком с настоящей принцессой, хоть и вздорной?
– Ты ее охранял?
Эльф молча покачал головой, и шестым чувством Март понял, что он не хочет развивать тему, однако рискнул задать еще один вопрос:
– А сколько тебе лет, Ли?
– Помнишь, как мы праздновали день моего рождения в Фоне? – Еще бы Март не помнил, такого похмелья у него ни до, ни даже после не бывало. – Круглая дата. Сто лет. Тебя это пугает?
Март подумал.
– Нет. Я ж тебя знаю. Наверное, для вас сто лет то же самое, что для нас сорок.
– Меньше. Тебе сколько – двадцать семь? Ну а мне… наверное, тридцать пять или что-то около того. Треть жизни. Спасибо, Март. Спасибо за то, что никогда меня не расспрашивал.
Март побурчал что-то невнятное, дескать, ладно, было б за что благодарить, а сам подумал с доброй улыбкой: расспросишь тебя, как же, под одним твоим туманным взглядом хочется стать даже не муравьем, а жучком-древоточцем и в ближайший стул вгрызться поскорее, чтоб не увидел и не услышал. Очень уж обещающий взгляд у тебя бывает.
Ли уже спал. Серые ресницы отбрасывали тень на щеки. У Марта ресницы были тоже такие длиннющие, что Женета решила ему их подрезать, когда он спал, да промахнулась, с тех пор шрамчик под самым глазом – руки у сестрицы кривые были, пятилетний Март тогда орал и ревел больше с испуга, чем от боли, а Женету выпорола мать, да так крепко, что она брата и через десять лет ненавидела столь же самозабвенно. У родителей дети получились неудачно: сын красивый, а дочери так себе, а с рук сбывать приходится именно дочерей…
Но у Ли были не ресницы, а лес какой-то. Сгоревший… Марту иногда казалось, что у него и кожа имеет какой-то голубоватый оттенок, хотя, конечно, она нормальная была, только что не смуглая, как у него. Волосы у него уже отросли почти до плеч, у Марта – меньше, то есть казалось, что меньше, потому что у Ли волосы росли прямо, а у Марта завивались в крупные волны.
Еще немножко он полюбовался профилем Ли, словно выточенным из дорогого мрамора, а потом заснул.
Несколько дней их не беспокоили. Будили утром, не позволяли спать днем, кормили, выводили из камеры: на прогулку – полчаса кругами по маленькому двору, с отхожим ведром до выгребной ямы, где еще положено было это ведро мыть со специальным раствором, в столовую для заключенных – непривычно три раза в день, утром каша, чай и хлеб, днем суп, каша, чай и хлеб, вечером суп и хлеб. Не заголодаешь. И только через несколько дней дверь распахнулась в неурочное время, равнодушный голос хартинга приказал: «На выход». Март и Ли переглянулись. «Я больше этого не допущу», – прошептал Ли, поняв, о чем подумал Март. Дурак. Будто бы Март его в этом винит. Виноваты только та баба и толстяк, и уж если они встретятся где при удобным обстоятельствах, Март забудет заповеди насчет неприкосновенности женщин. А насчет толстяков средних лет и запретов никаких не имеется. Вообще говоря, плевал Март на любые заповеди, еще до встречи с Ли плевал, ну а уж теперь и понятно. Важны только те правила, которые ты сам для себя устанавливаешь. Вот так. Пусть скользкий принцип, ну так не злодеи ж они, детей не едят, невинных девушек не обижают, наоборот особо ласковы с невинными-то, ну а выжить понадобится… Всяко бывает. То есть всяко может быть, потому что пока ничего такого страшного они не совершали.
Их привели в просторный и очень светлый кабинет, и только решетки на окнах напоминали о том, что здесь тюрьма. Март любовался незатейливыми светильниками, горшком с цветами… ведь цветов не видал больше года, надо же. Ковер с яркими полосками на полу лежал, стулья с мягкими сиденьями, чернильный прибор на большом столе. Так мирно, так красиво, словно дом или гостиница средней руки. Правда, он не преминул украдкой осмотреться и пыточного столика не заметил. Хотя ни о чем это не говорит, конечно. Ох, как же не хотелось опять глотку срывать в крике… Он ведь толком и не помнил, что с ним творили, потому что почти с первого действия палача такая боль заполнила сознание, и мысли в голову не приходило, что есть в мире что-то кроме нее. Март был терпеливый, не так, как Ли, конечно, но все-таки, ведь имел возможность проверить свою выносливость: и ранен бывал, и ребра ломали в драке, и плетей всыпали не раз – все переносил, сцепив зубы, ну, стонал, не без того, но вот чтоб кричать… Разве что в детстве.
Людей в кабинете было много. Женщина в такой же форме, как та тетка, только вот существенно симпатичнее, можно даже сказать, красивее, хоть и старовата, лет сорок, не меньше, и мужчины – и в мундирах, и в штатском. Женщины, конечно, и у короля Бертина в армии служили, и в других местах тоже, но редко, война не женское дело, им самой природой предназначено не отнимать жизнь, а давать, не горе приносить, а радость.
– Линнар Файер Дарси? – спросила женщина неприятным голосом, начисто не замечая Марта. И обидно себя предметом меблировки чувствовать, и спокойнее. Ли с достоинством кивнул. Вообще, в отношении Ли можно опускать определения типа «с достоинством», потому что это было неизменно. Он даже с девками в борделе так держался, даже перед кабацкой дракой, и не было в этом ничего наигранного, словно он и сам принцем родился, а не просто навидался принцесс со скверным характером. – Почему ты называешь себя просто Ли?
– Для людей проще. Мое имя звучит непривычно для человеческого уха, а я не люблю особенно привлекать внимание к своему происхождению, сударыня.
– Почему?
Вопросы она задавала резко, словно хлыстом стегала, как та баба. У Ли шрамы со временем все проходят, а от того удара след продержался больше месяца, хотя кожа не рассечена была.
– Я живу среди людей, сударыня.
– Подстраиваешься?
– Приспосабливаюсь. Разве вы, когда идет дождь, не предпочитаете войти под крышу или хотя бы надеть непромокаемый плащ?
– Почему ты ушел от своих, Линнар Файер?
– Я любопытный, сударыня, и сомневался, что лучше эльфийских краев не бывает.
– Не считаешь, что эльфы – вершина творения?
– Считаю, – вздохнул Ли, – имел возможность убедиться. Но я посмотрел еще не так много, как хотел бы. Например, до войны я даже не слышал об империи хартингов, хотя образование получил сносное, как и положено эльфу.
