Людмила Минич - Ступени в вечность
— Ну да… Ведатель. — Девушка начала запинаться. — Мы быстро едем… А он на тарпе. И ты ничего не сказал ему… про бурю.
— Он знает. — Великий смотрел в сторону приближавшейся бури. — Не тревожься о нем, Маритха…
— Да я и не тревожусь! — Она даже плечами пожала под меховой горой своего одеянья. — Просто он… Пускай Ведатель сам о себе тревожится, да… только спас он меня… и потом так долго вез. Я бы сейчас посреди пустоши рыдала, кабы не он… Вот я и подумала, он ведь про бурю-то не знает… — окончательно запуталась Маритха. — А если знает, то пускай. Только вот… как на тарпе успеть вперед бури?…
Ей почудилось, как внутри забегали знакомые искорки. Вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли, оставляя тепло и легкий, приятный зуд в груди.
— Ты все мне рассказала? Ничего не забыла?
— Да ничего… Ничего вроде… А что, что такое? — заколыхалось внутри нехорошее предчувствие. — Что ему нужно?! От меня-то?
Девушка стянула рукавицу и, приподняв наличник, быстро отерла влагу с лица, пока ничего не отмерзло.
— То, что ему, надеюсь, никогда не получить, — загадочно уронил Раванга. — Я об этом позабочусь. И о тебе, Маритха. Потому ничего не бойся.
Ну вот. Опять загадки. Она заколебалась, не решаясь прямо спросить, что за нужда в ней самому Великому. Он ведь обещал все рассказать… ну, вроде как обещал. Про судьбу ее… и все такое. Правда, сказал, что все это потом, а вот когда это «потом» случится — не указал.
— Нет, скажи мне! — принялась настаивать девушка. — Скажи только это, и до прихода в Табалу я больше не потревожу твои великие раздумья! Я простая женщина! Таких, как я, их ведь много. Он сам сказал, что ничего у меня нет… такого… Что же тогда ему нужно?
— Не бойся прервать меня, Маритха, и понапрасну не кори себя за это, — легко отозвался Великий Раванга. — Значит, не о том сейчас надо думать. Раздумья, они тогда хороши, когда приходят ко времени. Вот ты уже вся извелась, и сердце болит, а есть ли о чем? Отбрось суету и вспомни о главном. Неужели не радостно, что Нить твоя до сих пор сияет? А где-то там, в пустынных холмах, уже смерзлось в камень тело твоего проводника. Ему теперь не до тревожных дум. А ты все еще в дороге и движешься в Табалу, как задумала. Славь Бессмертных, Маритха, радуйся счастливому исходу, потому что судьба не прощает небрежения к ее подаркам! Радуйся, женщина. Не малостью ты сегодня одарена — жизнью целой!
Девушка задрожала. И правда, ей сегодня несказанно повезло, а она разнылась. Про Бессмертных-то она не забыла, все время им хвалу возносит. А не прогневался ли на нее Великий? Маритха украдкой косилась в его сторону. Не видать за наличником, но похоже, что нет. Казалось, он вообще никогда не гневается. Не беспокоится. Не торопится. И не дрожит. Вот и перед горакхом не оплошал, и перед Ведателем слабины не дал, вызволил ее. Девушке казалось, что Великий Раванга не трясется в седле рядом с ней, а скользит над пустошью, так легко бежит его аинче, так ловко он управляется со зверем. Как будто не человек, а сам Бессмертный… У девушки тоже все легче пылинки становится, когда он рядом.
Да, Маритхе повезло, что Великий о ней заботится. Но лучше бы ей по-иному… Лучше бы старик Ведатель никогда не переступал их порога. Тогда отцу Игана и в голову не взбрело бы отправить сына в горы, где даже дышать тяжело, не то что жить. Тогда бы сделалась Маритха хозяйкой в своей половине отцовского дома и не сестриных детей нянчила, а своих. А если бы муж Нихи еще и сгинул где-нибудь… Она мечтательно улыбнулась, думая о несбыточном. Что еще нужно для счастья?
Опомнилась девушка от еле слышного зуда под тяжелой одеждой, покосилась на Великого. Легкость, пропитавшая ее тело, куда-то подевалась, и зуд в груди больше не вспыхивал знакомыми искрами, а царапал изнутри. Кажется, это Раванга на нее смотрит. Хоть и рядом, а и правда, вокруг уже стемнело, ничего не видно. Хранители давно уже факелы запалили, но света от них — песчинка в пустоши. Ладно уж, пускай себе смотрит. Маритха уже свыклась со штучками Ведателей. И один, и второй — оба к ней внутрь заглядывали и оба желали над нею опеки. Им не ее мысли глупые — другое нужно. А вот что это, Маритха и не знает. Как до Табалы доберется, она больше шагу не сделает, пока не разведает! А то как бы не передумала… будь они хоть сами Бессмертные…
Новый спутник что-то сказал, но Маритха не сразу очнулась и пропустила его слова.
— Что?
— Ты чувствуешь, что он сделал с тобою, женщина? — спросил Великий. — Не ты это думаешь. Другие твои помыслы, другие твои слова.
Она растерялась.
— Твоя Нить дрожит. Дрожит… — словно нехотя повторил Раванга. — Он привязал тебя, Маритха. И теперь услышит везде, где бы ты ни оказалась. Потому и отпустил так легко.
— Ничего себе легко! А что… он мне сделал?
Раванга молчал.
— А? Скажи мне! Нет, не говори! — сразу же передумала девушка. — Сделай, как было! Ты же Великий! Люди про твои чудеса и тут и там говорят! — потянулась к нему, умоляя.
— Я не могу, — сказал он, и Маритхе показалось, что холмы еще глубже погрузились во мрак. — Но не тревожься понапрасну. Защитить тебя в моей власти.
— Ну почему? Ты же Великий! Ты все можешь! — умоляла. Маритха.
— Человек волен изменять свою Нить. Но изменять чужие, да еще без крайней в том надобности — все равно что бросать вызов Бессмертным. За это приходится дорого платить. Своею. И главное — нужда в том бывает лишь в редком случае, Маритха. Редчайшем. Потому что никто не готов к другому сплетению Нити, И ты не готова.
Что ж, ясно. Девушка пригорюнилась. Своею Нитью отвечать придется… А она ему кто? Никто. А кто же теперь ей поможет?
— А если по крайней надобности? — робко пропищала Маритха, и только Великий мог расслышать ее слабый голос за крепчавшим шумом ветра.
— Не тревожься, я обещал тебе свою помощь и помогу. Однако вслушайся в свои же слова. Ты просишь сделать, как было, а это не в моей власти. Не я менял, не мне и возвращать. Это как искать горсть песка, брошенную в пустыне, чтобы собрать все до песчинки. Я могу избавить тебя от ока Саиса, но след на твоей Нити все равно останется, и его, и мой. Гораздо лучше, если бы он сам, доброй волей, убрал этот узел…
— А он что же? Или ему чужие Нити портить можно? Или платить за то не надо? — удивилась девушка.
— Надо, — покачал головой Великий. — Но он всегда играет на чужих Нитях. Он к этому привык.
— То есть как — играет? Портит или платит?
— И то и другое.
— А как же… ну… про вызов… Бессмертным… Из-за меня-то?
— Не надейся, Маритха!
Не видать ничего под наличником, но девушке показалось, что Великий улыбается. От этого стало спокойнее.
