Алиса Дорн - голова быка
По мере продвижения процесса мое замешательство все росло. От теории о случайном ограблении пришлось отказаться, наиболее ценные вещи из тех, что я хранил в своем жилище, были на месте. Зато непостижимым образом из моей комнаты исчезли все бумаги. Я мог еще понять, зачем кому-то могла понадобиться моя чековая книжка или, к примеру, договор об аренде банковской ячейки, но к чему ему были мои дневники, фотографии бывшей знакомой и непроверенные студенческие эссе? Едва ли за них можно было выручить что-то на черном рынке, а их литературная, ровно как и научная ценность вызывала сомнения.
С тяжелым вздохом я опустился на стул и окинул взглядом окружавший меня хаос. Взгляд при этом зацепился за книжный шкаф, являвшийся в отличие от остальных предметов меблировки антикварной вещью, которую, как я полагал, не вынесли из комнаты только из-за его веса. Сдержав еще один вздох, я покачал головой. Обыскивая комнату, неизвестный злоумышленник искал тайники даже за ним. А теперь я сомневался, удастся ли мне восстановить изначальный образ комнаты. Я уже был готов признать свое поражение, когда с зубодробительным скрежетом шкаф встал на место, оставив царапины на паркете. Я утер пот со лба и недоуменно посмотрел на испачканные зеленым перчатки.
Стук в дверь отвлек меня от этой загадки. Я поспешил открыть.
Профессор Д, мой сосед этажом ниже, строго посмотрел на меня снизу вверх. Я знал, что даже в полумраке от его кошачьего взгляда не укрылись ни закатанные рукава рубашки, ни растрепанную шевелюру, ни пыльный след на штанине. С трудом подавив в себе желание отряхнуть брюки и пригладить волосы, как перед встречей с директором интерната, я сдержанно поинтересовался, что ему нужно.
— Послушайте, — начал он раздраженно, — это уже слишком! Чем вы тут занимаетесь? Весь день двигали мебель, грохот стоял невозможный, а сейчас, только успокоились, заново? Это невыносимо!
Большую часть комнат в университетском общежитии занимали молодые сотрудники факультета, в силу занимаемой должности не обладавшие достаточными средствами, чтобы снять жилье в городе, и не желавшие жить с родственниками (или не имевшие такой возможности, приехав, как ваш покорный слуга, в Гетценбург из разных уголков империи). Состоявшихся преподавателей было мало, немногие даже из любви к науке соглашались на одну комнату и душ в коридоре. Профессор Д, к сожалению, был одним из этих немногих. Разругавшись на старости лет с сыновьями и невесткой, светило имперской экономической науки в отместку продало городскую резиденцию и отписало еще при жизни все свое имущество родной кафедре. Кафедра с радостью согласилась, профессор въехал в комнату под моей, а я вскоре начал понимать причины его размолвки с семьей. Не знаю, было ли дело в эксцентричности, свойственной всем гениям, или в его Даре, но кроме кошачьих глаз профессор обладал не иначе как кошачьим слухом. Шаги по комнате слышались ему топотом, упавшую на пол книгу он воспринимал как личное оскорбление, и упаси Духи было приколотить на место планку у рассохшейся тумбочки! Выданную мне тираду, чувствовал я, я еще надолго запомню. Впрочем, дальше еженедельных визитов с гневными отповедями дело не шло, поэтому со временем я привык к такому соседству.
— Да, конечно, — согласился я, привычно пропустив мимо ушей претензии старика. — Я сейчас же все прекращу.
— Уж будьте так любезны! — пропыхтел профессор. — И имейте в виду, если вы, как сегодня днем, откажетесь открывать дверь, я вызову управляющего.
— Обязательно, — невпопад заверил я его. — А во сколько, вы говорите, я сегодня мебель двигал?
Знаменитый экономист смерил меня таким взглядом, что я поспешил попрощаться и закрыть за ним дверь. Рассеянно потерев пятно на перчатке, я вернулся к книжному шкафу. Мои догадки подтвердились: сбоку, на уровне моего плеча, виднелась подсыхающая краска необычного сине-зеленого оттенка, словно кто-то, не заметив того, задел рукавом свежеокрашенную стену, а потом, отодвигая шкаф и помогая себе при этом плечом, невольно перенес краску на него.
И я знал, кто в городе недавно красил стены в этот цвет.
В беспорядке я нашел новые перчатки, подумав, также взял с собой оставшийся с войны пистолет и вышел, позволив двери захлопнуться у меня за спиной.
"Хефер" не был похож на столичный "Ориент", известный своей неповторимой роскошью. Не напоминал он и пошлые почасовые отели, занимавшие обочины крупных дорог. Совсем недавно он был доходным домом для среднего класса, удачно расположенным и во всех отношениях благопристойным, но покойный мистер Хефер разместил несколько неудачных вложений перед предыдущим кризисом, и его вдове пришлось узнать, что после уплаты налогов и процентов за долг доход от дома удивительным образом приближался к прожиточному минимуму. И что люди были готовы заплатить существенно больше за возможность снимать комнату не на неделю, а на сутки, а того лучше — на несколько часов.
Так и получилось, что недалеко от городского парка возникла почасовая гостиница, чей вид удовлетворил бы вкус любого пуританина. Это обстоятельство, впрочем, миссис Хефер, в душе которой любовь к приличиям поблекла после подсчета первой прибыли от отеля, намеревалась исправить. Во вторник вместо портье в гостинице меня встретили запах смешиваемой краски, расставленная стремянка и рулоны нового линолеума. Часть стен на первом этаже уже была покрашена, и я отметил их необычный оттенок: насыщенный, что называется, богатый, балансирующий на грани между синим и зеленым…
"Виридиан" — назвала его моя спутница, ни мало не смущенная обстановкой. Не уверен, запомнил бы я этот цвет, если бы не странно звучавшее название, но, благодаря стечению обстоятельств, слово это надолго осталось у меня в голове и позволило догадаться, откуда пришел человек, разгромивший мою комнату.
Свет фонарей позволил разглядеть, что половина дома была перекрашена в тот же оттенок, хотя левая его часть еще оставалась бледно-желтой. Я осторожно дотронулся до стены — краска была свежей, должно быть, закончив с внутренней отделкой, маляр по приказу миссис Хефер перешел сегодня к фасаду здания.
Войдя внутрь, я кивнул отставному солдату, выполнявшему при миссис Хефер роли портье, сторожа и вышибалы одновременно, и попросил проводить к хозяйке.
— Вы сегодня одни, — прокомментировала та мое появление, вопросительно изогнув бровь.
— Скажите, кто-нибудь спрашивал обо мне или о номере, который я занимал в прошлый раз?
По внезапно отведенному взгляду я понял, что попал в точку.
Если бы я был Эйзенхартом, мне бы наверняка удалось уговорить ее рассказать мне все. К сожалению, я и сам знал, что харизма и обаяние не были моими сильными сторонами.
