О'Санчес - Пенталогия «Хвак»
— А я тоже хочу быть воином!
— Да ты что?
— Да, и носить черную рубашку!
— Так ты молодец тогда. Но если хочешь именно черную, а не желтую — выпусти Гвоздика на землю, видишь, просится.
Лин согласно кивнул, он только что сам собирался это сделать.
— Нет, погоди, Лин… Давай пройдем еще шагов двести-триста, вон туда, там и опушка подходящая. Отдохнем и перекусим. А Гвоздика выпустим загодя, шагов за сто, пусть приучается бегать. Опять же запахи свои оставит подальше от привала…
Зиэль был опытный и запасливый путешественник: не оказалось постоялого двора на ожидаемом месте — У Зиэля вода в бурдюке, сухари и вяленое мясо двух видов. Напоролся Лин на ядовитые колючки — воин тотчас склянку достал, помазал ногу чем-то липким и пахучим… И прошло. Ночь их застала в дороге — Зиэль чирк, чирк ножичком по кремню — вот уже и костерчик, и отвар в котелке… Где бы ни останавливались путешественники — непременно ручеек неподалеку, или пруд, или, на худой конец, не затхлая лужа.
— Сивый-то мой пропитание себе нащиплет, без седла и поклажи сам и воду найдет, но сейчас — не его, а моя забота — обеспечивать его всем необходимым, в том числе и водою. Что необходимо боевому коню в походе?
— Еда и питье.
— И все? Нет, друг ситный… И еда, и питье, и непременно отдых, и чтобы шкура его была чиста от колючек да паразитов, и чтобы удила ему были впору, и чтобы седло не натирало, и чтобы не скучно ему было, и чтобы чувствовал, что всадник ему не только друг, но и повелитель. А не тяжела рука у всадника — ленив конь и брыклив становится… Подковы, о подковах следует заботиться всегда, они ведь копыта сберегают. Дикие лошади по травам да по мягким землям скачут, в то время как наши — по камням да по твердому грунту, потому им обувь необходима… Чтобы непременно был запас подков при тебе, и чтобы ты при случае мог помочь коню, починить или заменить подкову без кузни и кузнеца. Ночью следует стреножить, вот так… чтобы не увлекся прогулками, и чтобы чуял окружающее, охранял от лихих прохожих.
— А вдруг нафы?
— Что — нафы?
— Придут… они же не отстанут… Мусиль говорил…
— А-а… — Зиэль уже размотал одеяло для Лина и постелил попону для себя. — Не бойся. До тех пор, пока ты рядом со мной… или я рядом с тобой — нафы не нападут.
— Они тебя боятся! Ты их…
— Я их. Короче говоря, не станут они связываться с Зиэлем.
— А мы куда идем, в Большой Шихан?
— Ну да, я же говорил, что спрашивать сотый раз? В Шихан. Может, в школу гладиаторов тебя пристроим или в духовное училище, послушником… Как получится. Надо ведь еще, чтобы тебя с Гвоздиком взяли… Спать. Рядом с Сивкой больше не мочись, повторять не буду: лягнет — костей не соберешь, он эти запахи терпеть не может. Если проснешься — дальше чем на… четыре шага от костра не отходи. При этом глазами ты в любой отдельный миг — лежишь ли, сидишь ли, стоишь — должен видеть меня. Язык откажет, глазами позовешь, я почую и проснусь. Понял?
— Да, ваша светлость!
— Пошел спать!.. Светлость… Ишь ты, наслушался рассказов… принцев ему в спутники подавай… Еще дня три-четыре — и должны добраться до Шихана…
Охи-охи рос на диво: к пятому дню путешествия он бодро бежал за путешественниками, по часу и больше, не жалуясь и не отставая далеко. И лишь когда он начинал тоненько пищать, жаловаться, Лин подбирал его и брал к себе на колени, за пазухой щенку было уже тесновато. Гвоздик направо и налево предъявлял окружающему миру крутой нрав охи-охи: все живое на своем пути он пытался попробовать на зуб и на коготь: бабочек, гусениц, птиц, ящериц… а утром пятого дня вступил в настоящий бой против самки шакала, которая внезапно выскочила из-за кустов и попыталась поживиться щенком, на мгновение отставшим от маленького каравана. Воин только голову повернул в сторону визга, но даже и попытки не сделал помочь, разве что ухмыльнулся, а Лин, не помня себя от страха и ярости, спрыгнул с коня и с ножом в руке (Зиэль подарил) помчался выручать друга! Но тот и сам уже умудрился отбиться, весь исцарапанный, и только яростно визжал, выгнув длинный хвост, в сторону кустов. Гвоздик тявкал, выпустив коготки, царапал ими твердую землю, скалил острые зубки, но в погоню благоразумно не пустился, подтвердив тем самым репутацию охи-охи как одного из самых умных зверей на земле.
— Иди сюда, Гвоздик, иди на ручки!..
— Ага, еще оближи его, совсем будешь мать родная. Развел, понимаешь, нюни-слюни, тьфу! Воина шрамы украшают, а у этого гуся к завтрашнему вечеру и следов не останется, я тебя уверяю.
— Почему?
— Потому что он охи-охи, а не бабочка. Сам залижет.
Наконец, Зиэль и Лин с пригорка увидели высокие городские стены: кажется, рукой подать, но идти до них не менее часа… Однако, примерно за тысячу локтей до города, их встретил патруль городской стражи, одиннадцать человек: полная десятка с десятником во главе.
— Десятник Макошель, городская стража имперского града Шихана, честь имею! Слазь. Кто такие, куда и откуда, по каким надобностям?
— Ратник Зиэль со спутником, отдыхать, после войны.
— Да? А у нас другие сведения. Очень уж ты похож на ублюдка, которого мы ищем. Зиэль, да? А не Хвак ли?
— Зиэль. Не Хвак. Объясни толком, десяцкий. Я законы знаю, давай объясняй, прежде чем докапываться.
— Я лучше тебя их знаю, так что роток на замок, пока я говорю. Понял? Гм… Короче говоря, у нас есть бумага, а в ней приметы и суть дела. Некий невежа, по имени Хвак, сам пешеход без шапки и посоха, залез в открытое святилище богини дорог Луа, святотатственно спал там всю ночь, да мало того — съел и выпил принесенное богине и жрецам ее, а также взял ценные предметы, общим числом три, сиречь ограбил святилище. А первый предмет таков…
— Постой, десяцкий. Я что, похож на мужлана и пешехода? Какой он сам-то был на вид?
— Не сбивай… Росту он высокого, четыре локтя с половиною, зело дородный животом, задом и плечами, возрастом ближе к юноше, чем к мужчине, без усов и бороды…
— Стой. Ну а теперь на меня глянь: с бородой я или без бороды? И где мой живот? Ты, крокодил болотный! Ты с кем меня спутать посмел?
— Чего??? Ты бы тут потише держался, ратник отставной… Бородишку-то и приколдовать, и приклеить недолго, тем паче нетрудно и к посторонним путникам с хитростью прибиться… А росту ты подходящего, почти так и сказано. И тебя я в любом случае беру под караул, как подозрительного, и там уже, в каземате, до истины дознаваться буду, и уж непременно как следует обучу манерам, коли мама твоя забыла это сделать. Я тоже, знаешь, повоевал вволю и этих черных рубашек по канавам да помойкам насмотрелся…
