Аврам Дэвидсон - Феникс и зеркало: Роман, новеллы
«Но тает не только значимость одного человека, — подумал Вергилий. Похоже, что тает сам Тартесс, государство клонится к упадку, становится лишь тенью, призраком из прошлого. И сам лорд-капитан — вместе с ним. Однако же пока есть хоть какая-то возможность, пока хозяин не растерял еще былого величия, надо сделать так, чтобы он помог».
— Я попытаюсь, — пожал плечами лорд-капитан. — Почему бы и нет? Дело представляется мне благородным. За три года, возможно, и удастся раздобыть твое невинное олово.
— Сударь, — выдохнул Вергилий. — Три года — это слишком много. Даже три месяца могут оказаться роковыми.
Слабая, кривая улыбка появилась на губах хозяина.
— Доктор магии и прочих наук, ты что же, ограничен временем? Даже тебе оно не дает покоя и привязывает к себе? Что же тогда сказать обо мне? Ну да ладно. Огня сюда!
Низкий голос гулко прозвучал в комнате. Вскоре появился слуга с факелами, и в их шипящем пламени гость и хозяин сошли вниз, проследовали теми же гигантскими, заворачивающими лестницами и оказались во внутреннем дворике, где стоял острый прогорклый запах. Человек, занятый тем, что складывал в бочку с водой куски мяса, взглянул на подошедших, не отрываясь от своего дела. «Сокольничий», — подумал Вергилий, увидев на запястьях человека широкие кожаные ремни. Но где же сами соколы Тартесса? И кто хотя бы слыхивал об их соколиных охотах? Да и весь вид дворика ни в малой степени не наводил на мысли об охотничьем дворе.
Два старых человека — лорд-капитан и сокольничий — поговорили на своем языке, а затем развернулись и пошли в сторону приземистого деревянного строения, притулившегося возле каменной стены замка. Лорд-капитан дал знак Вергилию, чтобы тот следовал за ними. Внутри домика пахло как в любой конюшне, но отовсюду — с насестов, из клеток неслись птичьи голоса.
— Это Хозяин Воздуха, — представил человека лорд-капитан. Вергилий поклонился. Хозяин Воздуха хмыкнул, не слишком, видимо, польщенный; когда же лорд-капитан продолжил: — Он сделает так, что твое сообщение будет отправлено, — принялся ожесточенно протестовать, как это можно было понять по его жестикуляции, поскольку все произносимые слова Вергилию были незнакомы.
Продолжая бормотать, Хозяин Воздуха достал из клетки птицу, подобной которой Вергилий никогда не видел: золотую, с хохолком на затылке, что мягко стелился на лоб под указательным пальцем Хозяина Воздуха, поглаживающим птаху. Лицо его просветлело, и впервые за все это время он обратился к гостю.
— Она была послана мне в яйце, — сказал он, нетвердо строя фразу, — их было два в выводке. Другое не проклюнулось. Я поднял, проверил. Таких птиц посылают только в крайней беде.
— Беда уже пришла. Сегодня, — прервал его лорд-капитан. — И он, Вергилий, спас меня. Потому уверяю тебя: он имеет право на это послание.
Казалось, Хозяин Воздуха готов был застонать. Задетый этим, Вергилий хотел было уклониться от чести, в чем бы она ни выражалась, — он и сам не понимал, что тут происходит. Но вспомнил о собственной беде, о собственной боли и смолчал.
Хозяин Воздуха отвернулся и, бережно придерживая птицу, пошел в глубь птичника, откуда вскоре вернулся в компании двух сорокопутов, восседавших на его запястьях и свирепо поглядывающих по сторонам своими желтыми глазами. Лорд-капитан принял золотую птицу на раскрытые ладони, и птица взглянула на него. Он начал что-то говорить ей, а птица слушала. Он заговорил снова, сделал паузу и опять заговорил. Казалось, все время звучат одни и те же слова. Будто бы птицу в чем-то наставляли.
— Что же, — на ум Вергилию пришла внезапная мысль, — золотая птаха перенесет мое сообщение? Она умеет воспроизводить речь, как попугай? И быстро она учится?
— Нет. Разговаривать она не умеет.
— Но зачем же…
— Она отнесет твое сообщение, как если бы сообщение было моим. Она полетит, куда нужно, и напишет твои слова.
Напишет!
И лорд-капитан не верит в магию?!
— Ну что же, довольно. Она все выучила. А эти две будут охранять ее в пути. Покончим с этим делом. Хозяин Воздуха.
Тот нежно погладил всех трех птиц, дунул соколам в уши, поцеловал хохолки. И наконец развязал кожаные ремешки. Сорокопуты встряхнулись, расправили крылья, и золотая птица первой взмыла в воздух. Края ее крыльев сверкали в свете факелов. Она сделала круг над головами людей, еще один, третий… Соколы взмыли в небо, как стрелы, пущенные из арбалетов, и все три птицы исчезли в ночи. Возле ног Вергилия опустилось мягкое серое перышко, а где-то в вышине раздался мягкий вскрик, заглушенный шумом ветра, трепавшего и дравшего в клочья огни факелов.
Глава пятая
Поблагодарив, Вергилий отказался от услуг факельщика, посланного проводить его до дому, и покинул тартесский замок. Только ощутив привычный сильный запах Главного порта, расслабился и дал волю мыслям… Что встретится на пути золотой птички и двух ее телохранителей?! Моря и штормы, скалы и леса — куда она летит, сколько ей лететь? Он не знал. Через просторы земные и морские, над лесами и торфяными пустошами, пересекая самые дальние рубежи Империи, за пределы Великой Ойкумены, до таинственной Ультимы Туле[12] — самой дальней из известных стран, да, возможно, до этой таинственной страны, покрытой камнями и льдом… кто знает, где находятся Оловянные Земли?
Птичка увидит то, что не видел никто из людей, увидит, как, подобное начищенному медному диску, из пучин восходит солнце, под ее крыльями ослепительно блеснут горные вершины. Великий лес, простирающийся далеко за пределы человеческого знания, и наконец, после многих дней полета и многих опасностей, после штормов и холода. Северных морей, где свои владения охраняют уже тюлени, а не волки…
Заслышав его шаги, слепой нищий затянул свою унылую молитву и немедленно оборвал ее на полуслове, едва услышав звон монеты, упавшей в чашку. В порту шла своя жизнь, шипели и дымились куски мяса, в чанах булькала фасоль, разогревалось пряное вино, продуктовые лавки освещались красноватым сиянием. Портовики и докеры сидели на порогах своих хибар и макали в миски куски хлеба, напоминая Вергилию о том, что за весь день у него и крошки во рту не было. Женщина с ярко накрашенным лицом и в расстегнутом платье перегнулась через подоконник и жестом поманила его внутрь. Чуть поодаль растрепанный пацан и шелудивая псина спали на траве в обнимку.
Миновав эту оживленную круглые сутки часть порта, Вергилий шел теперь по району складов, где работа обыкновенно кипела только днем. Отовсюду падали черные тени, свет тек слабый, тусклый, фонарей было мало. На подъеме — там, где, миновав арку, улица начинала взбираться в гору, закипала какая-то ссора. Чтобы обогнуть кучу гравия, оставленного днем строителями, Вергилий свернул в сторону, и шумная эта компания вывалилась прямо на него — в одно мгновение он очутился в самом центре заварушки.
