Артур Баневич - Где нет княжон невинных
— Генза, ах ты собачий хвост! Без штанов? Намекаешь на госпожу Петунку? Дерьмо и вонь, кто тебе вообще позволил из кровати вылезать?
— Законы природы, — спокойно пояснил кнехт. — А также явный приказ госпожи трактирщицы. Меня нужда приперла, а поскольку здесь можно только в нужнике…
— Без порток по трактиру бегаешь? Но в бригантине и со щитом?! Парень, тебя не иначе как в голову контузило, а не в позвоночник. К тому же крепко.
— Так я ж самого начала говорил, что у меня все в порядке, — пожал плечами Генза. — Но поскольку ты уперся… Приказ есть приказ, не мне сомневаться в его разумности. Вот я и лежал, как кретин. Без порток, потому что на лежанке, и со щитом, потому что мэтр Дебрен запретил мне его от спины отнимать.
— А латы? — Збрхл был слишком зол, чтобы забивать себе голову логикой.
— Тихо! — Петунка потеряла терпение. — Не о том речь. Речь о том, что с тремя я так же справлюсь, как и с двумя. Из чего ясно следует, — повернулась она к растерявшемуся вконец мужу, — что ты можешь идти за Колесом. За тем, которое нам купцы из Гензы в виде благодарности… — Она перевела взгляд на Дебрена. — Предупреждаю: это ценнейшая святыня. Я говорю о Колесе. Оно от той телеги, которая вместе с шестью другими во время первого Кольцового Похода добралась до реки Йонд. Более того, не только вброд ее перешла при захвате плацдарма, но и была при ее обороне в пух и прах разбита машинами, иначе говоря, погибла наиблагороднейшей смертью. Щепки стали ценными реликвиями, а наше Колесо — ценнейшей, ибо кроме того, что оно омыто священным потоком, так при обстреле еще потеряло одну спицу из шести. Пожалуй, трудно найти более священную святыню.
— Трудно, — согласился Дебрен. — Просто диво, что гензейцы отдали вам такую реликвию.
— Потому что Петунка Пискляка от них отогнала, — похвалился Выседел. — С купцами уже дело паршиво было. Грифон одному коню башку оторвал, другому — ногу, люди из-под телег слабо и совершенно неубедительно палашами оборонялись… Все закончилось бы скверно, если б не моя супруга. Схватила метлу, прыгнула…
— Однако все же… — буркнула Ленда. — И чего ради надо было ломаться, сестра? Дебрен тоже чародей, я — прогрессивная женщина, а Збрхл аполитичен, как всякий военный. Никто из нас ничего против ведьм не имеет.
— Не на метле, — вывела ее из заблуждения Петунка, — а с метлой. Может, это и слишком тонкое различие, но меня уже дважды сжигать хотели, поэтому я была бы вам благодарна, если б вы факты не перевирали.
— Не очень-то разумно, — заметил Дебрен, — с метлой на грифона. Летать или размахивать — в любом случае неразумно.
— Махрусе… — Збрхл вглядывался в золотоволосую с миной убогого святоши, случайно получившего пятиспичным колесом, уцелевшим во время бойни при Йонде. — На такую бестию… со шваброй в изящных ручках…
— Хрен чертов, — занервничала Петунка. — Ты наконец пойдешь, Йежин? А вы меня перестаньте заговаривать! У меня раздельное, господин Дебрен. — Она одарила его неприятной улыбкой. — Не думайте, что я не вижу, как вы рукой около задницы знаки разные выписываете. А ты, Ленда, отодвинься. Потому как если этот тип нож вытащит, так я могу тебя сечками отравленными задеть. У меня есть противоядие, но ты мне не слишком нравишься, и могут возникнуть сложности.
— Идите, — обратился к трактирщику Дебрен, вынимая руку из-за спины и показывая палочку. — Это не нож.
— Я не идиотка, Дебрен. Прекрасно знаю, что палочка. А точнее — скверная имитация. Будь она настоящей, а ты — настоящим чародеем, мы совсем бы иначе…
— Стереотипы, сестра, — вздохнула Ленда. — Я тоже иначе себе чародеев представляла. Кстати, а чего это ты, Дебрен, все время себе задницу чешешь? В присутствии дам неприлично даже палочкой. Стыдно!
— Отстань, — буркнул он. — Я колдую, черт побери. Я предупреждал, что, если начну тебя на руках носить, у меня раны откроются.
— Там? — Она резко поднялась, схватила его за локоть, повернула. — Дьявольщина! Все штаны у тебя… Это все тот нетопырь? Почему ты молчишь, дурень? У него на зубах мог быть яд! Или другая пакость!
— Яд? — забеспокоился Збрхл. Движение его рук, встретившихся пониже спины, было более чем красноречиво.
— И ты, мишутка? — Петунка колебалась между недоверием и весельем. — Тебя тоже нетопырь в зад цапнул? Удивительный это должен был быть бой.
— Снимай штаны, — потребовала Ленда, подталкивая магуна к столу. — Если это сразу же не очистить…
— Да-да, — подхватил Збрхл не очень быстро, но зато двигаясь явно в сторону стойки. — Каждое мгновение дорого. Ты займись любимым, а я… Госпожа Петунка? Можно рассчитывать на вашу помощь? Вас здесь только две… женщины, так что…
— Разве что меня причислить, — напомнил Генза.
— Он не был ядовитым. — Дебрен, немного напуганный, вырвался у девушки из рук. — Я проверил.
— Но кровь у тебя идет, — упиралась Ленда.
— У тебя тоже. — Петунка погрозила ротмистру кудабейкой, показала, чтобы он возвращался. — Подойди сюда, голубушка, я посмотрю. Что-то мне подумалось, уже не отуманили ли тебя чем-нибудь. Ты странно себя ведешь.
— Ты ранена?! — Збрхл наконец заметил то, что Дебрен пытался скрыть. — Дерьмо и вонь! Соплячка перемудрившая! И ничего не говоришь?! Он тебя задел, подлюга? Дебрен, не стой столбом! С ранами на животе шутки плохи!
Ленда беззвучно выругалась. Потом опустилась на лавку, уперлась лбом в руки. Скрыть лицо она не пыталась, скорее — избегала взглядов.
— Хозяин! — Дебрен позвал трактирщика, вкатывающего огромное колесо от обозной телеги. — Дайте его сюда. — Прежде чем Петунка успела прореагировать, он положил руку на ржавый обод. — Клянусь Богом и всем, что мне дорого, что я госпоже Петунке лживого слова не сказал и никогда не скажу под страхом вечного проклятия, аминь. — Он вместе с Выседелом отодвинул колесо и подошел к стойке. — А теперь, милая госпожа, займись Лендой. У нас есть лошадь и серебряный шарик, так что об оплате не беспокойся. На мойню, клочок корпии и толику сердечности должно хватить.
На клепсидре[8] было девять, когда Дебрен спустился в столовую и, вздохнув, упал на скамью. Ротмистр, не спрашивая, подсунул ему кубок. Кроме кубков, на столе стоял небольшой бочонок и большая тарелка с кашей, шкварками и двумя ложками. Каша остыла. С мойней было явно не меньше возни, чем с позвоночником Гензы.
— Вы побледнели, — заметил Йежин. — С ним так плохо?
Дебрен осушил кубок, попутно отметив, что пиво прекрасное, верленское.
— Два ребра треснули и синяк размером с тарелку. Ну и пришлось его усыпить. Пациент из него плохой. Надо проводить зондирование на расслабленных мышцах, а этот как заколотил ногами, так чуть кровать не развалил. — Он взглянул на трактирщика. — Кровать тоже историческая у вас. Коротковата для нынешнего поколения.
