Глен Кук - Песнь крови
— Как насчет девки?
— Не дави на нее. Пусть думает, что может тобой вертеть. Если не заподозрила, что отмечена Сетью, незаметно помоги ей сбежать. Может, она снова выведет нас к заговорщикам.
— Отлично! Так и сделаю!
Ездок, Тяп, Су-Ча и Святоша, сбрасывая на ходу шанторские балахоны, потрусили к ожидавшим в четверти мили колесницам.
13
Приготовленный корабль был легким, выстроенным в расчете на скорость. Нести мог всего тонну, считая вместе с экипажем. Ездок с Тяпом уселись за руль. Хотя корабль двигала сильная магия, управление оставалось большей частью механическим. Тяп его существенно усовершенствовал.
— Готовы отчалить! — крикнул Ездок техникам внизу. — Омар, сбросить балласт!
Ездок единственный из всей команды звал Тяпа настоящим именем, да и то не всегда.
Тяп надавил рычаги — корабль дернулся, натянул причальные концы.
— Отдать! — крикнул Ездок.
Снялись, качнувшись. Ездок зашептал, заклиная окутанного колдовством, одурманенного демона, двигавшего корабль. Тот развернулся к реке и заскользил, будто рыба сквозь воду. На корме засуетились Су-Ча со Святошей, втаскивая швартовы.
— Он направлялся вдоль Хеншельсайда, вниз по реке, — сообщил Ездок. — Начнем искать там, где Оленья канава впадает в реку.
— Мы уж поищем и корабль его заодно, — ответил радостно Тяп, шевеля рычаги, управлявшие острыми, похожими на акульи зубы рулями. — Трудненько ему такую громадину спрятать.
Ездок кивнул.
Когда Святоша с Су-Ча прошли на мостик, корабль качнулся — и Тяп поспешно подвинул рули.
— Заметили? — спросил Су-Ча.
— Рано еще, — ответил Ездок.
У Хеншельсайда реку запрудили рыбацкие лодки. Ездок приказал демону двигаться вдоль берега на юг, к Золотому Рогу. А Тяпу сказал: «Омар, пониже держи — я хочу видеть их лица».
Сеть ничто не тревожило: Шай Хи колдовством не пользовался. Рыбаки и прибрежные жители все задрали головы, глядя на корабль, — нечасто воздушные суда пролетали так низко.
Берег потихоньку изогнулся к западу, вдоль него пошли болота и пустоши.
— Не найдем мы его так, — пожаловался Су-Ча.
— Вернемся и поищем место, где можно спрятать корабль, — предложил Ездок.
Развернулись и направились к городу. Долетели снова до Хеншельсайда, до места напротив Протовой трущобы, — и ничего.
По настоянию Ездока рыскали по городским окрестностям до темноты. Лишь тогда он наконец успокоился: ночью все равно ничего не отыщешь.
— Ты б хоть как с этим помог, — пожаловался брюзгливо Тяп, когда подошли к лестнице в лабораторию. Ему выпало тащить Одехнала.
— Я мог бы. Но мне своя ноша нравится куда больше, — ответил Чаз, ухмыляясь.
На его плече извивалась и пищала Карацина, вопреки совету командира увязанная с головы до ног и с кляпом во рту.
Шпат ткнул свою добычу ножнами. Неудачливый охранник Одехнала тут же снова разразился протестами: дескать, ничего он не знает, ничего не делал и непричастен.
У дверей Шпат заметил:
— Кто-то вломиться пытался, пока нас не было.
Следы попытки были очевидны — впрочем, неудачной попытки.
— Дружки Влазоса, кто ж еще, — буркнул варвар.
Шпат вставил кольцо с печаткой — такое носила вся команда Ездока — в углубление на стене в нескольких футах от входа. Дверь отозвалась низким мелодичным звуком.
— Давно уже так запирать следовало!
— Когда старик делами заправлял, ни у кого и духу б не хватило лезть в лабораторию, — возразил Вар. — Так будет снова, когда к Ездоку привыкнут.
— Хотелось бы.
Один чулан уже приспособили под камеру для пленников. Туда же впихнули и новоприбывших.
— Я обед принесу через пару минут, — пообещал Вар. — Им принесу. А тебе, карлик, придется Ездока дожидаться.
Одехнал глянул злобно.
Чаз отнес Карацину в другую комнату.
— Извини, не мог с тобой не как с другими перед карликом. Он бы неладное заподозрил.
Она не ответила, но посмотрела странно, оценивающе. И когда уселась за стол — разделить ужин с тремя мужчинами, — по-прежнему не сводила с варвара глаз.
— Шай Хи — это имя наводит ужас на Востоке, — заметил Шпат. — Страшный тип. И кто б подумал, что он так Шасессерой заинтересуется? Самолично явился.
Глянул искоса на Карацину.
— Одна лишь Шасессера мешает Шай Хи создать величайшую из известных миру империй, — сказала она.
— Он тебя отдал Одехналу? — спросил Чаз.
— Он.
— Расскажи про него, — попросил Шпат.
— Я не могу. Ничего не могу, пока он жив.
— Прекрасная леди, я чего-то упорно не понимаю, — сообщил Чаз.
— Я его рабыня, — сказала так, будто все объяснила разом: в ее родной стране, возможно, так оно и было бы.
— Чья рабыня? Одехнала или Шай Хи? — упорствовал варвар.
— Шай Хи, — ответила Карацина тихо, склонив голову.
— Но почему? Ты же в Шасессере!
— В Шасессере не бывает рабов?
Чаз напрягся, думая.
— Ага, он же враг Шасессеры! А у врагов государства нет имущественных прав. Ты свободна! Если хочешь, завтра тебе и бумаги все справим!
Карацина посмотрела нежно и снисходительно:
— Пока Шай Хи жив, бумаги бесполезны.
— Тогда я ему голову оторву, — доблестно предложил Чаз. — Ты мне только скажи, где он.
— Я не могу его предать, ведь он мой господин.
Вар хихикнул. Даже Шпат заулыбался.
— Все, сдаюсь! — объявил варвар и пробормотал под нос что-то вроде: «Ох уж эти женщины!»
Убрал со стола, нагрузил едой поднос, отнес пленным.
А потом весь вечер искусно изображал рассеянность и забывчивость, подстрекая Карацину удрать. Та, однако, возможностью не воспользовалась.
Ездок вернулся поздно. Пока готовили ужин, осмотрел пленников. Затем спросил:
— Есть новости от короля?
— Ни слова, — ответил Чаз. — Ни от кого — ни слова.
— Полагаю, это значит: он решился принять меня как Защитника, раз уж внимания не обращает. К Защитнику обращаются, когда нужда в нем.
— Так и с отцом вашим было. Все короли такие. Как думаете, долго Беледон протянет?
Не многие из королей Шасессеры умерли своей смертью. Иногда коронации случались три-четыре раза в год. Жерк всегда считал: город — худший враг самому себе. Шасессера держалась на Защитнике, а не на королях.
— Возможно, он окажется неплохим — если выживет… Хм, может, оставить наймитов на потом и взяться прямо за Одехнала?
— Допрос?
— Да. Готовь снасти, я тем временем поужинаю.
Одехнал был в ужасе и отчаянии: впервые попался, впервые — беспомощный в чужих руках. Судя о Ездоке по себе, трясся от животного страха.
