Марина Канаева - Чужой дневник
— ЕГОООР!!!! АРТЁЁЁМ!!! — заорала я благим матом.
Мой тихий женский голосок — отдельная тема. Помню, мы с братом шастали когда-то по парку, и я чисто случайно потерялась. Когда я это обнаружила, Егора в пределах видимости не наблюдалось. Другая б запаниковала, принялась бы носиться по необъятному парку Горького. Ха!
Я его просто позвала. От вопля "Брат мой" у мороженщицы заложило уши, а все, кто шёл рядом, подлетели в воздух. Какая-то девочка от ужаса проглотила леденец, подавилась и закашлялась. В итоге Егору, примчавшегося с другого конца парка, пришлось успокаивать истеричную мамочку, которая обещала подать на меня в суд "за превышение звуковой нормы в общественном месте".
Вот и теперь от моего вопля наше новоиспечённое умертвие ожило и принялось креститься. В этот момент в дверной проем с трудом вписался Артём, уставившись на Жанну в полном ауте.
— И какого ты орешь, как резанная? О! Что это с ней? — ошеломлённо спросил он.
— А-а-а, изыди! — ответила ему наша гостья.
***
Артём
Да уж. Меня за всю мою довольно красочную жизнь как только не посылали, но всегда может найтись что-то новое!
Смех смехом, но бледное лицо Жанны мне категорически не понравилось. Думаю, надо вынести её из комнаты. Тут как-то душно… неуютно… и зеркало это странное какое-то…
Жанна увидела, что я покосился на данный предмет интерьера, и вцепилась мне в руку, как клещами, причинив сильную боль.
— А, так ты тоже видел её, да? — прошипела она, заглянув мне в глаза, — Скажи, что видел. Я ведь не сошла с ума!
— Я думаю, нам стоит выйти, — пробормотала Клара, и я уловил нотки паники в её голосе. Снова поднял взгляд на зеркало…
Ничего необычного. Но что-то не так…
Я подставил Жанне плечо и потащил женщину к выходу. Замешкавшаяся Клара потрусила за мной, бросая косые взгляды. Чувствую, мне предстоит фирменный допрос…
***
Егор
Я устроился на берегу, глядя на текущую воду. В голове моей роем вились снежинки…
Помню, тогда была метель. Рой снежинок носился в свете фонарей, как ненормальный. Рано, рано темнеет в зимние дни: кажется, тьма и холод идут рядом. Белый ковёр тускло отсвечивает в ярком огне городских иллюминаций.
Днём зима неприглядна. Ночью она волшебна. Она манит своей бездонной красотой, и волчья песня слышится в вое ледяного ветра…
Я ехал медленно, не так, как обычно, выбирая тихие улицы. Зачем-то хотелось утонуть в этой странной сказке…
В тот день в город приехала очередная суперпопулярная группа, и метро перекрыли напрочь. По дороге я видел много невезучих, что не успели вернуться домой до закрытия подземки и до того, как трамваи стали появляться раз в три часа. Я старался просто не замечать их — снежинки куда интересней, чем люди. Но вдруг странная фигура мелькнула в свете фонаря.
Это была девчонка с чёрными, присыпанными снегом волосами, в чёрной дублёнке, в которую она зыбко куталась. Девушка явно замёрзла, но замерла, невесть за чем наблюдая. На фоне холодного белого снега она казалась росчерком тьмы. Ни секунды не колеблясь, я остановил машину возле неё.
— Ты заблудилась? — спросил я, приоткрыв дверцу.
— Нет, — отозвалась она равнодушно, — И мне не нужен Сусанин.
— Предпочитаешь превратиться в снегурочку?
— Мечта всей моей жизни.
— А я мог бы подвезти… — добавил я в голос елейности.
— Не надо, спасибо.
Я мог бы повернуться и уехать… Ха! Что толку лгать самому себе? Уже не смог бы.
— Я просто подвезу. Клянусь, — сказал я спокойно, вновь нагоняя её.
Секунду она тоскливо смотрела на снег, ёжась от холода. Потом пожала плечами и нырнула в тёплое нутро машины.
— Учти: платить я буду деньгами, а не чем-то ещё.
— Учту, — не стал я спорить, — Куда поедем?
Она пожала плечами, покосилась на метель…
— Прямо.
— Слушай, а на что ты смотрела тогда, у фонаря? — не удержался я.
Она молчала, не глядя на меня. Когда я уже решил, что она не ответит…
— На то, как свет играет со снегом, — негромко призналась она.
От удивления я чуть не врезался в столб. Бывает же в жизни такое!
— Да, зимняя ночь похожа на сказку…
— Со странным началом и странным концом, — хмыкнув, закончила спутница.
— Я Егор.
— Промолчу о том, как мне приятно. Я Инга.
Деревья отражались в воде, рябь шла по глади…
Я безумно люблю зимние ночи…
Ощущение опасности заставило меня резко поднять голову.
Спокойствие, тишь да гладь, жаркая летняя благодать. Светит яркое солнышко, лениво плывут облака, отсветы бегут по чистой прозрачной воде, на другом берегу сужающейся в этом месте реки пристроился рыбак. Его лица было не разглядеть, но что-то в движениях казалось мне странно знакомым. Видимо, ощутив мой взгляд, человек повернул ко мне голову. Это же Лёня! Я помахал мужчине рукой, но тот даже не соизволил ответить мне тем же. Странно, ведь он обычно такой вежливый, что…
Я услышал отголоски каких-то странных звуков, чем-то напоминающих шелест волн. Разум стало заволакивать розоватой дымкой, в которой копошились неясные пока фигуры. В мозг диким вихрем ворвался страх, и я попятился от воды, затыкая уши. А на противоположном берегу что-то вынырнуло возле Лёни, который уже был по пояс в воде. Ранее незамеченный мной паренёк, что ошивался там же, зашёл по колено.
Я стремительно понёсся к мосту, так как ни за какие деньги не решился бы плыть. Дурное предчувствие росло и ширилось, заставляя спешить. Вот и мост… камыши… быстрее, быстрее…
Дыхание сбивалось, свист ветра заглушал другие звуки. Наконец-то! Он был здесь, под этой ивой…
Пусто, тихо. Светит солнце, плывут облака, сияет река, прыгает поплавок — рыбка клюёт. Только рыбака не видно. Пустынно, тихо…
Смех. Так смеётся нашкодивший ребёнок, который знает, что родители его не накажут. Голос звонкий, весёлый, молодой. Смех дрожал и ширился над сияющей рекой, сливаясь с окружающим светом.
Гладь зашевелилась, взрываясь снопом брызг. Над водой поднялась мальчишеская шевелюра.
— Помогите… тону… помогите!
Я метнулся вперёд, но потом застыл на месте. Если б ребёнок под водой боролся за жизнь, то гладь не была бы такой спокойной.
Я смотрел, как ребёнок тонет, глотая воду. В сердце рос и ширился ледяной комок. Если я ошибаюсь, если я не прав — я обрёк мальчика, что младше моей сестры, на смерть. Смотреть стало невыносимо, но тут парень неожиданно перестал двигаться. Он застыл на глубине и не тонул, как поплавок. На меня уставились белые глаза без зрачка и радужки.
— Молодец, мальчик, — чарующий голос, напоминающий шелест волн, — Живи. Пока…
