Виктор Косенков - Я – паладин!
Чуть в стороне от других стоял староста. Рядом с ним сидел на раскладном стуле важный человек с золотой цепью на шее. Барон. Иногда он спрашивал о чем-то, и староста, подобострастно кланяясь, отвечал.
Неподалеку стоял, опершись на палку, грустный и осунувшийся отец Тиберий. Казалось, он чего-то ждет.
Еще дальше, там, где собирались люди, вышедшие из шатров, гарцевали кони паладинов. Всадников же видно не было. И Леон еще удивился, где же они…
Тем временем подошла его очередь. Молодой человек около шатра немного помедлил, перекинулся взглядом с кем-то, но пропустил Леона в шатер для взрослых мужчин. Мальчику показалось, что это из-за плаща, который согревал его.
Внутри было удивительно тепло. Под ногами постелен толстый войлок. Горело множество жаровен.
– Подойдите, крестьянин, – поманил его к себе человек в серой монашеской рясе. Он сидел за низким столиком, на котором уместились несколько свитков и принадлежности для письма. – Как вас зовут?
– Леон.
– Сколько вам лет?
– Лет? – Леон удивился, но сообразил. – Двенадцать зим, господин.
– Хорошо. – Монах что-то записал в свитке и махнул рукой. – Пройдите туда, крестьянин.
Леон прошел. Там его встретил молодой человек, довольно худой, с очень глубокими черными глазами на бледном лице. Некоторое время он рассматривал Леона молча. Затем дал ему небольшую склянку.
– Плюньте сюда.
Леон послушался.
Человек унес склянку за занавеску и вскоре вернулся.
– Раздевайтесь донага.
Леон помялся, но, вспомнив слова отца, послушался.
Его одежду забрал другой мужчина, в длинном кузнечном фартуке и рукавицах. Унес за другую занавеску.
– Теперь туда. – Молодой человек махнул рукой дальше вдоль шатра.
Леон, неловко прикрываясь руками, прошел. В шатре было тепло, но все же не настолько, чтобы ходить нагишом.
За небольшой ширмой стояли два крепких мужика с дубинками на поясах и старик в длинном одеянии серого льна и колпаке.
– Мальчик, – резюмировал старик. – Вам надо было пойти в соседний шатер.
– Меня послали сюда, – Леон пожал худыми плечами.
– Н-да… – Старик вздохнул. – Будем считать, что вы юноша. Хорошо. Я осмотрю вас, юноша. Вы должны точно выполнять все то, что я вам скажу, и точно отвечать на вопросы. Вам понятно?
– Да…
– У вас что-то болит?
– Нет. – Леон покосился на несколько свежих синяков. – Только там, где ударили.
– Хорошо.
Потом старик заставлял Леона приседать, разводить руки в стороны, ложиться, вставать, прыгать и делать другие такие же глупости. Долго и внимательно рассматривал подмышки и пах мальчика. Что-то писал в свитке, бормотал себе под нос.
– Идите, юноша. – Он качнул головой в сторону выхода.
– А моя одежда?
– Идите, юноша, – нетерпеливо замахал руками старик.
Леон вышел и обнаружил, что за пологом шатра есть еще один, где на скамье аккуратно сложена его одежда. Вся, в том числе и красивый плащ. Одежда была сухой, теплой и даже чистой. Удивленный и обрадованный Леон оделся и вышел на улицу.
Его уже ждала мама. Тут же по рукам ходил большой ковш с горячим пряным вином.
Вскоре к ним присоединился отец. Он обнял обоих, прижал к себе и держал так. Долго-долго. И молчал.
Леон, прислонившись к отцу, вдруг почувствовал, что все кончилось. Что вот сейчас, и именно сейчас, все кончилось. И нет больше ужаса, когда не знаешь, что там, на той стороне линии света. Нет больше мертвецов. И не нужно нести вахту. Они больше не одни. И суровые солдаты вокруг, совсем не чужие, а свои, пришедшие защищать тех, кому нужна помощь. И их не нужно бояться.
Тем временем на дороге, что вела к площади, показался большой болочок, сани с крытым верхом. Тройка лошадей бойко несла экипаж по утоптанному снегу. Люди расступились. Кучер, крепкий дядька с курчавой черной бородищей, лихо подкатил прямо к месту, где сидел барон. Тот вскочил, поклонился. На деревенского старосту было страшно смотреть. Тот едва в землю не врос. К ним осторожно направился отец Тиберий.
Из болочка высунулась рука в перстнях. Барон принял ее, приложился губами. Помог человеку выбраться. На снег ступил невысокий, но грузный мужчина с гладко выбритым лицом. Он был одет в красную парчовую мантию. На плечах лежал отороченный мехом плащ.
Отец Тиберий подошел ближе, поклонился. И человек в мантии поклонился в ответ. Так же низко, как и Тиберий. Барона он не удостоил даже взглядом.
Из болочка следом выскочил секретарь. Бойко развернул небольшой столик. Поставил пюпитр. Щелкнул пальцами. Слуги барона поднесли ближе жаровню и еще два стула.
В центре сел приезжий, справа отец Тиберий, слева барон, а секретарь встал к пюпитру, приготовил свиток и чернильницу.
– Трибунал инквизиции готов к работе, – неожиданно громко произнес приезжий. У него был глубокий, поставленный голос. – Клянусь Всевышним, что в моих действиях нет корысти, а намерения чисты. Я, архиепископ Ланге, провозглашаю в этой деревне инквизицию.
Глава 11
Тем временем уже все жители деревни прошли через шатры. Инквизитору принесли свитки. Он развернул их, пробежал небрежно, передал старосте.
– Все тут?
Староста забормотал что-то, несколько раз уронил свиток.
Секретарь отвел его в сторону, помог развернуть бумагу.
Солдаты сворачивали лагерь. Неведомо откуда на площадь въехали длинные полозья, на которые в определенном порядке и были уложены шатры, жаровни, перегородки, столы и стулья. Странно было наблюдать за этими сборами. Каждый точно знал, что должен делать, куда идти, что брать. Не было суеты, толкотни, солдаты действовали слаженно. Немного в стороне лекари разбирались со своим хитрым хозяйством. Разложили широкую жаровню, из которой потянулся неприятный, щиплющий глаза серный дым. В дым, как в воду, окунались инструменты. Леон разглядел блестящие, согнутые клещи, странные железки совершенно бессмысленных форм, ножи. За их действиями пристально следила бабка-знахарка. Леон понимал ее интерес. Так он сам обычно присматривался к ребятам из соседней деревни, встретив их на ярмарке или когда отец ездил на торг. Леон ревностно разглядывал их игрушки. Сравнивал. И радовался, когда приходил к выводу, что свое, то, что осталось дома, – лучше. У старушки-знахарки поводов для радости было не много.
Когда на площади не осталось ничего, полозья с грузом неторопливо поползли куда-то за дома, прочь из деревни.
– Приступим к опросу свидетелей. – Инквизитор грел руки у жаровни. – Скажите, отец Тиберий, сколько гонцов послали за помощью?
– Троих, ваше святейшество. Троих. – Отец Тиберий зябко поежился.
Инквизитор этот жест заметил. Поднялся. Самолично взял тяжелую жаровню за рукоятки, пододвинул ближе к священнику. Тот поблагодарил.
