Михаил Королюк - Квинт Лициний 2
Могло было быть и хуже, да, могло…
— По-ня-тно… — протянул я.
Хотелось бы сказать, что задумался, но это было бы неправдой. Голова моя была бесподобно свободна от любых мыслей. Я бездумно парил над миром, связанный с ним только тоненьким телефонным шнуром.
— Ну? Что делать будешь? — нетерпеливый голос Яси вырвал меня из этого по-своему сладостного состояния.
— Страдать и думать, — бросил я первое пришедшее в голову, — хотя… Все уже придумано до нас. Поэтому так: бороться и искать, найти и не сдаваться. Три четверти я уже сделал, неужели на последней четверти сломаюсь? Не… Не дождетесь!
— Молодец, — серьезно похвалила меня Яся, — борись. Я буду за тебя болеть.
— Болеть и немного подсуживать?
Яся хихикнула:
— Это ж неспортивно, как можно?
— Не можно, а нужно, — решительно сказал я, — всем нам нужно. И мне, и тебе, и, главное, Томе. Ты же Томе настоящая подруга, да? Целоваться-то любой дурак может, а вот картошку посадить на даче… Да, блин, не на одной сотке… Вот где по-настоящему испытывается сила чувства!
Она засмеялась в голос:
— Да, семья чтит твой подвиг. Мы с Томкой вчера как раз картошку жарили с грибами, так мама Люба напомнила нам, кто ее по весне сажал.
— Вот! — от этого известия я немного воспрял духом. — Ее тоже в судейскую бригаду надо включить, она дочке плохого не пожелает.
Мы еще немного пошутили, затем я закруглил разговор. Бросил в сердцах трубку и поморщился, сгоняя с лица походящую на оскал улыбку.
"О, боже… Ну почему?! Почему, несмотря на весь опыт, это опять так тяжело?! Как в первый раз", — эта мысль тяжело ворочалась в голове до самого вечера. И глубокой ночью, измученный злой бессонницей, я продолжал думать о том же, — "о женщина, порождение крокодила, имя тебе – коварство! Вроде как понарошку проскользнет в твою жизнь, как кошка мягким шагом сквозь чуть приоткрытую дверь, поначалу незаметная, как легкий утренний туман, и вот, не успеешь понять как, а она уже стала той частью реальности, без которой эта реальность перестает существовать. Как им это удается?! Кто дал им такой злой талант? Зачем?! И мир уже не сладок, а ты – лишь жалкая муха, ворохающая опаленными крылами в паутине жизни…"
Глава 3
Понедельник, 05 сентября 1977, утро
Ленинград, ул. Чернышевского.
День не задался с самого утра. Да что там день! Жизнь не задалась! Что по сравнению с этим предательски скисшее молоко и завтрак сухими хлопьями? Синти мрачно толкнула дверь консульства и, зайдя на территорию США, привычно огляделась. Увы, но пальм за ночь опять не появилось. Шороха теплого моря вдали – тоже. А ведь так хочется!
Она сто раз прокляла тот день, когда, выпучив глаза, побежала впереди собственного визга докладывать Фреду о странном иероглифе. Был бы ум – промолчала. Ну не заметила я, имела право! И грелась бы сейчас на Тайване. Но нет, захотелось отличиться… И теперь эта подвисшая операция держит ее здесь как цепь каторжника. Дура, о боже, какая дура!
В коридоре столкнулась с новичками – сладкой парочкой недавно приехавших архивариусов. Вот понаберут же таких уродов в консульство! Отойдя, украдкой вытерла руку о юбку. Брезгует она такими. Да все тут брезгуют.
Нет, понятно, один из русских эмигрантов, может быть полезен, для него язык родной. Но почему у него взгляд такой глуповатый, вечная заискивающая улыбка и дурацкая страсть к коллекционированию значков? Сразу прицепился к ней с глупыми вопросами, где в Ленинграде собираются эти… как их… филателисты? Нет, не то… В общем, и термин дурацкий, и архивист такой же. И второй не лучше, вобла сушеная. Ходит, молча очками поблескивает, и пальцами мерзко хрустит на собраниях. Бр-р. Интересно, кто у них муж, а кто – жена?
Громко хлопнув дверью, она вошла в кабинет и, не здороваясь с Мередит, села за свой стол у окна. Война у них, война. Во-первых, эта сучка в последние месяцы ходит слишком довольная. Видимо, с Фредом у нее все сладилось. Нет, боже мой, я бы с ним на одной грядке не села, но обидно. А недавно, когда из-за плохого настроения все валилось из рук, эта подлюка намекнула что-то про ранний климакс, а потом мерзко хихикала, пока Синти соображала, как ответить. Нет, сообразить-то она сообразила, всю правду вывалила не задумываясь… Да, может и не надо было всю-то… Ну, да ладно, что теперь поделаешь.
Синти налила кипятка, высыпала пакет "три в одном" и приготовилась, как начальство и приказало, думать. Вообще-то оно дало неделю на составление реалистичного плана. Ха, так и сказал, противно шевеля рыжеватыми прокуренными усами, — "реалистичного, а не как обычно. Пошевели между ушами".
Задание неожиданно захватило Синти, но чуть в другом ракурсе. Вот как бы так реалистично закрыть операцию и со спокойной совестью переместиться на Тайвань? Сходу приходила только одна заманчивая мысль: слить канал утечки русским. Тихо-тихо, аккуратно-аккуратно, но, чтобы факт засыпки инициативника не прошел мимо внимания Фирмы. И все, мавр сделал свое дело, мавр может умывать руки и ехать к морю.
"Об этом можно подумать, — решила она, помешивая жижицу, — об этом стоит подумать. Только очень осторожно. Пока только подумать".
Резкий звонок вырвал ее из волнующих кровь мыслей.
— Синти, — голос у Фреда был холоден, как лед на полюсе, — иди ко мне, детка.
"Нет, — запаниковала она, пытаясь закрыть авторучку. Колпачок дергался как заколдованный, и никак не надевался, не попадал на перо. — Нет. Он же не может читать мысли, правда ж? Да еще на расстоянии? Успокойся, дурочка".
Помогло. Авторучка покорилась и легла на место, а Синти двинулась к боссу, постаравшись придать себе непринужденный вид. Но Фред лишь скользнул по ней раздраженным взглядом, и это было привычно. Она с облегчением выдохнула. Нет, похоже, не читает. Слава богу. Придет же такое в голову!
Выглядел он странно. Нервный, растрепанный больше обычного, недовольно жующий ус. Пожалуй… Да, пожалуй, она впервые видит его серьезно обескураженным. Приятное зрелище.
— Садись, — процедил он сквозь зубы и махнул в сторону стула у стены.
Синти села, изобразила пай-девочку и преданно уставилась на босса.
— Лоханулись мы, похоже, — начал он, но тут в дверь постучались. — Да, заходите.
"Вот это да. А эти-то голубки чего приперлись?" – успела подумать Синти, удивленно разглядывая входящих в кабинет начальника станции архивариусов, — "уп-с… Архивариусы ли"?
Да, на работников канцелярского фронта они походить перестали. Куда-то стекли с лиц придурошные улыбки, исчезли выдающие неуверенность движения, взгляды стали одинаковыми – холодными и властными.
