Генри Каттнер - Ярость
Сэм довольно улыбнулся. Потом ударил по ножке своего стула. В стене открылось отверстие, и вошел Слайдер.
Он опустил свое громоздкое тело на стул и с любопытством взглянул на Хейла. Сэм сказал:
— Первое: за мной идет банда Шеффилда. Я не могу немедленно начать борьбу с ними. У меня другое дело — поважнее. Можете отвлечь их?
— Попробую, — ответил Слайдер. Это была гарантия. Старик по-прежнему представлял главную опасность в подпольном мире башен.
— Спасибо, — Сэм повернул кресло и посмотрел Слайдеру в лицо. — Теперь самое важное. Мне нужно быстро подделать звуковую дорожку.
— Это нетрудно, — уверил его Слайдер и чихнул.
— И чтобы лица соответствовали.
— Это труднее. Чьи лица?
— Во-первых, Захарии Харкера. Ну и любого из Харкеров или Уолтонов, но Захарии обязательно.
Слайдер пристально взглянул на него, забыв даже чихнуть.
— Харкер? — переспросил он. И неожиданно чихнул. — Что ж, сделаю. Но обойдется недешево. Когда должна быть сделана работа?
Сэм сказал.
Подделка звукозаписи — невероятно старый трюк, почти такой же старый, как сама звукозапись. Требуется сравнительно небольшой навык, чтобы вырезать слова и расставить их в новой последовательности. Но лишь недавно была разработана техника, позволяющая подделывать речь целиком. Требовался очень искусный и опытный оператор, чтобы расчленить звучащую речь на ее составляющие и затем по этим составляющим соорудить совершенно новый отрезок речи. Причем перевести с одного языка на другой было невозможно из-за различия в артикуляции, но на одном языке из отрезков речи достаточной длины можно было извлечь все необходимые данные, чтобы конструировать любое предложение.
Отсюда, конечно, далеко до подделки изображения говорящего. Губы, выговаривающие каждый звук, останавливались, выделялись фрагменты их движения, затем воссозданное изображение заново синхронизировали со звуком. Результат был поразителен — как для уха, так и для глаза.
Слайдер знал специалиста, владеющего этим искусством с виртуозностью. В хранилище имелось достаточное количество записей выступлений Харкеров и Уолтонов. Сэм знал, что это опасный ход, но выбора у него не было.
Потребовалось пять часов, чтобы склонить Хейла на обман. Вначале Сэм убедил его в опасности для него лично — в здание, где они скрывались, уже ломились агенты семей. Затем его нужно было убедить в том, что Сэму можно доверять. Сэм использовал запись микрореакций, проверяющую соответствие высказываний истине. Потребовались немалые семантические хитрости, потому что Сэму было что скрывать.
— Мы с вами почти мертвы, — говорил он Хейлу, а стрелки прибора показывали, что он говорит то, что думает. — Разумеется, этот трюк опасен. Но если мне предстоит умереть, то я хочу испробовать все шансы. А это наш единственный шанс, если, конечно, вы не придумаете что-нибудь получше. Придумаете?
Бессмертный ничего не мог придумать.
И вот вечером по телевидению объявили, что Робин Хейл сделает важное заявление относительно колонии. Повсюду в башнях включались телеприемники. Все не подозревали о том, что на самом деле им предстояло увидеть фальсифицированную запись выступления Харкеров и Уолтенов.
Частная жизнь бессмертных в полной мере никогда не была частной, и у Слайдера была сеть агентов, действовавших весьма эффективно. Известие о том, что будет выступать Хейл, привлекло всеобщее внимание.
И вот на больших общественных и на бесчисленных частных экранах появилось лицо Робина Хейла. Он был одет для поверхности, говорил неохотно и торопливо, и это придавало его словам особую убедительность.
Он сказал, что собирается подробно рассказать им о великолепной идее его друга Сэма Рида, благодаря которой можно без всяких проволочек начать колонизацию. Но на поверхности произошли непредвиденные события, и теперь его вызывают наверх. Люди, глядящие в лицо новой смертельной опасности, хотят воспользоваться опытом старого Вольного товарища. Тут он отдал всем честь, и его лицо исчезло с экранов.
Лицо Хейла сменилось лицом Захарии Харкера. Потребовался бы сверхопытный глаз эксперта, чтобы уловить мельчайшие несоответствия, выдававшие тот факт, что это был синтез звуковых и световых волн. Даже Захария, глядевший на экран, не мог отрицать, что говорит он: каждый слышимый им звук и каждое движение были естественными.
Синтетическая речь была триумфом семантики. Для Сэма было типично, что он, пускаясь в опасную авантюру, не только очищал себя и Хейла, но и заботился о далеко идущих планах колонизации. Харкер представил Сэма Рида — тот появился на экране и скромно встал за продолжавшим речь бессмертным оратором — как общественного деятеля и филантропа, который делает возможным колонизационный крестовый поход.
Сэм Рид, человек из народа, короткоживущий, но далеко видящий, поведет своих товарищей к успеху за Робином Хейлом в великом крестовом походе. Будущее расы — на поверхности Венеры. Даже Харкеры, сказал Захария, в конце концов были убеждены, видя решимость Сэма и Хейла. Впереди — великое начинание. Скоро начнутся испытания и отбор добровольцев. Пер аспера ад астра!
Он говорил об опасностях. Вдавался в подробности, тщательно подбирал каждое слово. Он говорил о загнивании в башнях, о растущей расовой неполноценности, об уязвимости перед болезнями. И что самое важное — люди перестали расти. Будущее человечества — не в башнях. Великая цивилизация Земли не должна найти свой конец под морями плодородной планеты. Ад астра!
Лицо Захарии исчезло с экрана, и вперед выступил Сэм, чтобы докончить дело. Нервный и глубоко обеспокоенный под внешним спокойствием. Сделав решающий шаг, он мучался сомнениями. Что сделают Харкеры, когда обнаружат, как фантастически их обманули? Как явно их глубочайшее убеждение было извращено и обращено против них перед всеми башнями и в их же собственных словах! Они уже, должно быть, действуют: семьи умеют действовать быстро, когда это необходимо. Но что они сделают, Сэм не мог догадаться. С экрана он говорил со спокойной убежденностью. Он подчеркнул, что все имеют возможность присоединиться к крестовому походу, если не физически, то материально. Он красочно описал все трудности, все опасности, подчеркнув, что в добровольцы должны идти лишь самые храбрые. Под конец он сделал эффектное заявление: — Смотрите!
На экране появилось туманное изображение джунглей, с захватывающей быстротой поднимавшихся к зрителю. Кольцо бархатно-черной грязи усеивало лоскутное одеяло древесных вершин. Одно из колец приблизилось, и стала видна радужная змея, скользящая по черноте. Грязь расступилась, и челюсти грязевого волка сомкнулись за змеей. Взбалтывая грязь и крича, сражающиеся исчезли из поля зрения, и бархатный бассейн снова застыл, только круги пробегали по нему, да розовые пузыри время от времени поднимались к поверхности и глухо лопались, и этот глухой звук был слышен во всех башнях.
