Ольга Голотвина - Тьма над Гильдией
— Была такая, — обронил стражник. И сразу пожалел о сказанном.
Принц заинтересованно поднялся на локте:
— Ну?!
— Был при дворе человек, — неохотно начал Прешкат. — Завел себе уши в каждом доме… ну, это я через край брякнул, но в богатых домах слуги ему наушничали. На таможне своих людей заимел. Говорят, с порта и начал — велено ему было с контрабандой разобраться. Контрабандистов прищучил, а там во вкус вошел, всю столицу к рукам прибрал. Сам-то пришлый был, прохвост, а уж так быстро развернулся со своей «невидимой стражей»!
— Хорошее название.
— А его люди назывались «невидимками». Ох, как в Аргосмире боялись этого проходимца! Айрунги его звали…
— Айрунги Журавлиный Крик? Тот, что был замешан в «мятеже бархатных перчаток»?
— Во-во, он самый. Только не замешан был, а сам все и замесил.
Принц присвистнул.
— Я так и думал, что эти два идиота, дедушкины кузены, сами бы кашу заварить не сумели. С мозгами у них было слабо. Чего стоил этот опознавательный знак, перчатки…
Прешкат промолчал: не ему осуждать лиц королевской крови, даже если те сложили головы на эшафоте.
— Этот Айрунги, — поторопил принц, — его казнили?
— Удрал, негодяй. Хорошую награду за него объявили, да никому не досталась.
— Что уже говорит о многом, — задумчиво протянул Ульфест. — А «невидимки»?
— Кое-кого казнили за участие в мятеже, остальные постарались забыть имя Айрунги. Говорят, когда король Зарфест принял золотой топорик, он подумывал о восстановлении «невидимой стражи».
— Постой, сам угадаю. Дедуля встал на дыбы и начал бить в воздухе копытами, верно?
— Э-э… король-отец был против этой затеи.
— Кто бы сомневался… После мятежа дедуля лезет под кровать от кошачьего мяуканья за окном! Родную дочь к смерти приговорил!
— Так вроде принцесса Аннира и в самом деле была повинна в…
— Да плевать мне на тетушку! Сбежала — и молодец. Давай про «невидимую стражу»!
— Король-отец изволил сказать, что неразумно отдавать власть в посторонние руки.
— Вот! А пришла беда, так мы остались слепыми и глухими. «Крысоловы» цепляются к людям, а те хлопают глазами: мол, ничего не ведаем, ни о чем представления не имеем! А ведь наверняка многие заметили что-то важное! Рыбаки в порту, нищие на улицах…
— Свахи много видят, лекари, трактирщики, — подхватил заинтересовавшийся стражник.
* * *Прешкат был прав: трактирщики замечали многое. Например, Аруз Золотая Муха, владелец трактира «Шумное веселье», ничего не пропускал мимо заплывших жиром глазок и оттопыренных розовых ушей. Но наблюдения свои Аруз держал при себе. Разве что порой многозначительно похохатывал — так, что подпрыгивало брюшко под засаленным фартуком.
Но сейчас Арузу было не смешно. Насупился, поджал пухлые губы и начал протирать оловянное блюдо с такой тщательностью, словно надеялся, что из-под олова проглянет серебро. Очень не хотелось ему здороваться с теми двоими, что возникли на пороге.
А те ввалились, словно к себе домой, уселись за стол и разом махнули трактирщику — мол, бросай, дядя, свою посудину, попотчуй дорогих гостей!
Трактирщик еще больше нахохлился и подчеркнуто отвернулся к окну, хоть там и не было ничего интересного, кроме двух кур на навозной куче.
Гости заподозрили неладное. Востроносый бледный парень с синими нахальными глазами ухватил за юбку пробегавшую мимо рабыню:
— Метелочка, с чего твой толстяк куксится? Яичница сгорела или налоги повысили?
— Пусти, Щегол, не то по рукам надаю! — благонравно ответила девица, а шепотом добавила: — Да Серая Старуха его знает…
Спутник Щегла — рослый, плечистый мужчина — не стал опускаться до разговоров с прислугой, а пошел получать сведения из первоисточника. Не успел трактирщик и двух раз провести тряпкой по блюду, как над ним навис недоумевающий гость.
— Слышь, Аруз, ты что, оглох? Плесни нам со Щеглом наррабанского!
— Нету, — не оборачиваясь, тоскливо сообщил трактирщик. — Наррабанского нету. И никакого нету. Воды и той нету, понятно? Колодец пересох! Шли бы вы, парни, в «Олений бок»!
Тут уж и Щегол прекратил тискать служанку и подошел к стойке. Мыслимое ли дело: трактирщик шлет гостей к своему старому сопернику!
— Аруз, кончай пялиться на этих дохлых кур! Ждешь, когда они в павлинов превратятся? А ну, разверни фигуру к людям! Мы не с твоей задницей разговариваем!
Трактирщик обреченно положил блюдо на стойку и медленно обернулся.
— Кудлатый, — взмолился он, — забирай своего молокососа и вали из «Шумного веселья». Не то кликну сына и вышибалу, так и впрямь шумно будет!
— Шум мы любим, а в чем дело-то? — недоумевал Щегол.
— Не первый день сюда ходим — и вдруг нехороши стали! — вторил ему приятель.
(Надо заметить, что Кудлатым верзила был прозван не случайно. Тяжелое, плотной лепки лицо тонуло в курчавой бороде, короткой, но очень пышной. У трактирщика порой мелькала мысль: а настоящая ли она? Однако подергать Кудлатого за бороду, чтобы убедиться в ее подлинности, решился бы лишь тот, кому вконец опротивела жизнь.)
— Парни, — убедительно сказал Аруз, — мы с вами и впрямь не первый день друг друга знаем. Я у вас вещички покупал? Покупал. Вопросы задавал? Не задавал. Только два условия ставил — не забыли? Первое — чтоб с вещей кровь не капала…
— А с наших — капает?! — изумился Щегол. — Кто ж такое про меня набрехал?
От волнения он возвысил голос так, что несколько посетителей за длинным столом прекратили беседу и заозирались.
— Цыц! — поспешно сказал парню трактирщик. — С первым-то условием еще кое-как, а со вторым? Я ж говорил — придворных не трогать! Мало мне возни с «крысоловами», так чтоб еще и «щеголи» начали трактир тревожить?!
— А! — потерял Кудлатый интерес к беседе. — Это не ко мне. Добытчик у нас Щегол, с ним и объясняйся. Мое дело простое — в морду кому закатить или еще чего…
— А я даже не знаю, про что ты, Аруз, говоришь! — истово заверил трактирщика Щегол.
— Не понимаешь? Я про ту заколку для плаща, в виде ландыша.
— А-а, находочка моя! И что с нею не так?
— Да все! Я ее, как порядочный, отнес к… — Трактирщик резко оборвал фразу и крепко прикусил нижнюю губу.
— К ювелиру Туарри, что за Белой площадью лавку держит, — светло улыбнулся Щегол.
— Откуда знаешь? — испугался Аруз.
— Видал тебя там. Покупки делать там тебе не по карману — стало быть, продавал.
— Ну, ладно, — пришел в себя трактирщик. — Приношу ему заколку, а он давай браниться! Оказывается, он сам тот цветочек делал — во дворец, в подарок на годовщину правления короля Зарфеста.
