Марк Лоуренс - Принц шутов
— Ох, Яаааалаааан! — Ален язвительно протянул мое имя нараспев. Он и правда как-то слишком переживал тот инцидент с вазой, разбитой о его голову.
Я протиснулся дальше сквозь сломанные ставни, пропихнул оба плеча, выламывая щепки. На лицо натянулось что-то вроде паутины. Мне что, вот прямо сейчас большущего паука на голове не хватало? Снова боги судьбы гадили на меня с небес. Я посмотрел налево. Черные знаки покрывали стену, подобно ужасным насекомым, охваченным предсмертными корчами. Справа тоже были знаки. Казалось, они росли по стенам, словно лианы… или ползли вверх. Старуха просто не могла дотянуться так высоко. Она сеяла свои мерзкие семена, огибая здание, рисуя удавку из знаков, и из каждого вырастали все новые и новые, и вот уже удавка превращалась в сеть.
— Эй!
Я проигнорировал Алена, и его злорадство перешло в раздражение.
— Надо отсюда выбираться. — Я высвободился и оглянулся на троицу, стоящую на пороге, и на старика, с задумчивым видом сжимающего флягу. — Нет времени…
— Снимите его оттуда.
Ален с отвращением качнул головой.
Падение на мостовую покинуло первую строчку списка самых жутких происшествий за сегодня, где еще недавно возвышалось над Аленом и компанией. Письмена на стене мгновенно смели всю остальную часть списка прямехонько в клозет. Я просунул в дыру обе руки, ринулся вперед, проскочил полметра и резко остановился — грудь застряла в раме. Снова что-то темное и очень холодное натянулось на мое лицо, ей-ей, словно паутина, сплетенная самым могучим пауком в мире. Клочья ее закрыли мне левый глаз и не давали двигаться дальше.
— Быстро!
— Хватайте его!
Раздался топот. Ален возглавлял атаку. Выкручиваться я вообще-то умею неплохо, но в текущей ситуации никаких перспектив не предвиделось. Я ухватился за подоконник обеими руками и попытался оттолкнуться, но продвинулся лишь на несколько сантиметров и порвал куртку. Черная гадость у меня на лице натянулась еще сильнее, оттягивая голову назад и угрожая забросить меня обратно в комнату, если я хоть чуть ослаблю хватку.
Природа, конечно, одарила меня довольно щедро, но я стремлюсь избегать серьезных физических усилий, особенно будучи одетым, и не претендую на явную мощь. Впрочем, чистый ужас, как оказалось, действует на меня поистине чудотворно, известно же, что я могу отбрасывать на удивление тяжелые предметы, если они окажутся на моем пути к бегству.
Я представил, как рука де Вира дотягивается до моей дрыгающейся ноги, и это усилило мой страх в нужной степени. Беспокоило не то, что меня могут втащить внутрь и задать трепку, — хотя вообще-то в других условиях это… весьма напугало бы. Дело было в том, что, вполне вероятно, покуда бедный старина Ялан будет получать пинки и кататься по полу, мужественно принимая удары и вопя о милосердии, Молчаливая Сестра затянет свою петлю, вспыхнет огонь и мы тут все сгорим.
Что бы там ни облепило мне лицо, оно перестало натягиваться и лишь удерживало меня от продвижения вперед, запас эластичности явно был исчерпан. Теперь это больше походило на шнур, врезающийся мне в лоб и в лицо. Ногам было больше не от чего отталкиваться, я висел, высунувшись на треть, беспомощно молотя ногами и выкрикивая всевозможные угрозы и обещания. Подозреваю, Ален с дружками остановился позабавиться за мой счет, потому что они набросились на меня намного позже, чем я ожидал.
Им следовало отнестись к этому куда серьезнее. Болтающиеся в воздухе конечности могут быть опасны. В отчаянии я дернул ногами и попал во что-то твердое, — похоже, под каблуком хрустнул нос. Кто-то издал звук, очень похожий на тот, что издал Ален, когда утром я разбил вазу о его голову.
Еще одного рывка оказалось достаточно. Нечто, похожее на веревку, врезалось глубже, словно холодный клинок, потом что-то сместилось. Вообще-то казалось, что это был я, а не препятствие и что это я треснул и трещины побежали по мне, но в любом случае я освободился и вывалился наружу, причем целиком, а не двумя кусками.
Конечно, это была пиррова победа, я получил свободу рухнуть лицом вниз на брусчатку с высоты двух этажей. Когда во время падения понимаешь, что не в состоянии больше кричать, можно быть уверенным: ты упал как-то слишком глубоко. Слишком глубоко и слишком быстро, чтобы оставался шанс вообще когда-либо подняться. Однако что-то потянуло меня, едва-едва замедляя падение, и ужасный звук, как будто что-то разорвалось, заглушил мой крик. В любом случае я грохнулся так, что совершенно точно погиб бы, если бы не огромная куча полужидкого дерьма, скопившаяся у выхода канализационной трубы. Я плюхнулся прямо в нее.
Я встал, шатаясь и отплевываясь, громко выругался, поскользнулся и упал обратно. Презрительный смех откуда-то сверху подтвердил: публика присутствовала. Я предпринял вторую попытку встать — и завалился на спину, стирая с глаз дерьмо. Посмотрел вверх и увидел, что стена оперного театра покрыта сплетающимися знаками — вся, за исключением окна, из которого я выпал и из которого сквозь пробитую мною дыру высовывалось чье-то лицо. Черные лапы каллиграфии Молчаливой Сестры покрыли решительно все, кроме сломанных ставень туалета, на которых не было ни следа, и оттуда вниз шла глубокая трещина в камне, повторяющая траекторию моего падения. Из трещины сочился какой-то особенный золотистый свет, мерцающий по всей длине, освещающий переулок и здание.
Теперь я торопился меньше, но двигался быстрее. Я смог встать на ноги и оглядеться в поисках Молчаливой Сестры. Она исчезла за углом, вполне вероятно, еще до моего падения. Много ли ей осталось, чтобы замкнуть петлю, я не видел. Я попятился в середину переулка, прочь от кучи дерьма, безуспешно пытаясь вытереть грязь с одежды. Что-то цеплялось за мои пальцы, и я увидел, что держу нечто, по виду напоминающее черную ленту, а на ощупь — дергающуюся лапку какого-то кошмарного насекомого. Я с криком попытался оторвать это от себя и обнаружил, что с моей руки свисает целый ведьмин знак, почти достигая земли и дергаясь на несуществующем ветру, будто пытаясь обернуться вокруг меня. Я с отвращением сбросил его, чувствуя: он грязнее того, в чем я измазался с ног до головы.
Резкий звук заставил меня оглянуться на здание. Я увидел, что трещина расширяется, стрелой проносится вниз еще на полтора метра и почти достигает земли. Крик, который у меня вырвался, напоминал девчоночий больше, чем мне хотелось бы. Я без колебаний развернулся и побежал. Сверху снова засмеялись. Я остановился в конце переулка, придумывая, что бы такое умное крикнуть в ответ Алену. Но все мое остроумие словно улетучилось, когда по всей стене, совсем рядом со мной, начали загораться знаки. Каждый с треском раскрывался, словно это были трещины, ведущие в мир огня, таящийся под поверхностью камня. В тот миг я понял, что Молчаливая Сестра закончила работу и что Ален, его дружки, старик с флягой и все, кто там еще внутри, вот-вот сгорят. Клянусь, мне даже стало жаль оперных певцов.
