Барб Хенди - Сестра мертвых
Куда тягостнее то, что с каждым днем путешествия в обществе Лисила и Магьер девушка все сильнее ощущала себя предательницей. Она не то чтобы солгала об истинных причинах того, почему ей так захотелось отправиться с ними, а просто умолчала о том, что домин Тилсвит поручил ей наблюдать за Магьер. Именно ради этого в первую очередь он отпустил в путешествие Винн, которой уже удалось немного сблизиться с Магьер. Он так жаждал получить подробный и обстоятельный отчет о всех особенностях дампира, что без колебаний вверил судьбу своей ученицы двоим охотникам на вампиров, то есть даже троим, если считать Мальца.
Вначале это поручение обещало стать настоящим приключением, и Винн необыкновенно гордилась доверием, оказанным ей наставником. Хранители воспитали и выучили ее, Хранители позаботились о том, чтобы она росла здоровой и счастливой, – а теперь ей предстояло сделать для Гильдии то, что до сих пор не удавалось еще никому. На деле, однако, тайно следить за своей спутницей, а потом украдкой записывать обнаруженные факты оказалось совсем не так увлекательно – Винн, по правде говоря, чувствовала себя обыкновенной шпионкой. Один раз она едва не рассказала Магьер всю правду, но в последний момент передумала. Магьер всегда была непредсказуема, и Винн всерьез опасалась, что за такие откровения ее отправят назад на первой же барже, идущей к устью реки.
Она запустила руку в дорожный мешок и достала низкую холодную лампу. Подняв крышечку и стеклянный колпак, девушка извлекла крохотный кристалл, заменяющий фитиль, и легонько покатала его между кончиками пальцев. О Магьер пока еще записывать почти нечего, но вот по Древинке они едут уже не первый день, и можно по крайней мере описать климат и растительность этого края. Поднявшись на ноги, Винн старательно улыбнулась Магьер.
– Хочу записать кое-что, – пояснила она. Магьер кивнула:
– А потом сразу же спать, хорошо? И ложись поближе к костру, ночи с каждым разом все холоднее.
Винн собрала письменные принадлежности, прихватила холодную лампу и кристалл и, отойдя немного от стоянки, устроилась на стволе поваленного дерева. Легонько потерев кристалл между ладонями, она бережно вернула его на место, в специальное гнездо внутри лампы. Тотчас же кристалл полыхнул ярким светом, отогнав темноту и ярко осветив плоский сверток, который лежал на коленях Винн.
Развернув кусок тонкой прочной кожи, девушка порылась в стопке пергаментов, извлекла чистый и бережно откупорила чернильную скляночку, чтобы обмакнуть перо в чернила. И принялась описывать растительность, встреченную им в пути, отмечая, где в придорожном пейзаже происходили изменения, чтобы позднее пометить эти сведения на картах края. Ей казалось, что она всего-то успела начертать несколько строк, когда тишину вдруг нарушил голос Лисила.
– Боги милосердные, Винн! – воззвал полуэльф. – Эта лампа светит ярче костра. Погаси ее и давай уже наконец все поспим!
Рука девушки дрогнула, и на свеженаписанные буквы шлепнулась изрядных размеров клякса.
Винн оглянулась на Лисила и Магьер, которые уже постелили себе и приготовились спать, затем перевела взгляд на свои испорченные заметки. Они ехали весь день без перерыва, и вот теперь, когда она улучила минутку сделать хоть что-то толковое, ее гонят спать, точно заигравшегося ребенка!
– Да, конечно, извините, – откликнулась она и, собрав письменные принадлежности, задвинула заслонку лампы, чтобы та перестала светить.
Забираясь под одеяло, Винн почувствовала, как ползут по щекам крупные непрошеные слезы. Потом что-то мягко ткнулось ей в ноги, и она выглянула из-под одеяла.
В ее ногах едва слышно посапывая, сидел Малец, и его серебристая шкура в пламени огня отсвечивала золотом. Пес уставился на Магьер, и в его прозрачно-голубых глазах светилось неподдельное сочувствие. Хвост его, виляя, стучал по земле и разбрасывал во все стороны хвою и прошлогодние листья.
Винн приподняла краешек одеяла, Малец на брюхе вполз под него и улегся рядом с Винн, уткнувшись носом в ее под мышку. Девушка крепко обняла пса, зарыв пальцы в густую шерсть. Что ж, по крайней мере Малец по-прежнему с ней.
* * *С тех самых пор, как Чейн сменил жизнь смертного на существование вампира, он ни разу не испытывал настоящий голод. Никогда прежде ему не приходилось провести целых две недели без единого кормления, И сейчас, затаившись в кустах ежевики, на расстоянии вытянутой руки от горстки жалких хижин, он отчаянно, неистово жаждал крови, жаждал вновь испытать, как наполняет все его существо теплая влага жизни.
Когда Чейн проснулся и увидел, что Вельстил ворочается с боку на бок и что-то бормочет во сне, он тотчас осознал, что ему просто необходимо подкрепиться. Скакать еще одну ночь напролет, ощущая внутри сосущую, невыносимую пустоту, – нет, он этого больше не выдержит! И Чейн, пользуясь тем, что его спутник продолжает спать, бесшумно выскользнул из капища.
Всеми чувствами, доступными Детям Ночи, он чуял живую плоть и кровь. Вся эта благодать находилась совсем близко – в бревенчатых, крытых соломой хижинах. Запах плоти и крови рождал в памяти Чейна блаженные ощущения: покорно рвущаяся под зубами кожа, теплая соленая влага, хлещущая потоком в горло… И конечно же, биение сердца жертвы, которое замирает в такт с растущим внутри его пульсом жизненной силы.
Дождаться ли ему, пока кто-то выйдет из дому – прихватить ли дров, проверить перед сном, надежно ли заперты в сарае гуси? А что, если этого вообще не произойдет?
Дверь одной из хижин распахнулась, и кряжистый мужчина выглянул наружу, чтобы выдернуть из поленницы охапку дров. Чейн напрягся, изготовившись к броску, но мужчина так и не вышел во двор, потому что из хижины донесся пронзительный женский голос:
– Дверь закрой, Эван! Холоду напустишь!
Дверь хижины закрылась.
Чейну так и не удалось развить в себе те ментальные способности, которые проявлял его бывший хозяин Торет, однако он, сосредоточившись, мог определять, сколько смертных присутствует в некоем конкретном месте. Направив все свои чувства на хижину, он почуял внутри пять «жизней». Этого было многовато, и Чейн перевел мысленный взгляд на соседнюю хижину. Там обнаружились только двое смертных.
Он подошел к хижине, постучал. Дверь приоткрылась, и в щель настороженно выглянула старуха с длинной седой косой. Чейн тут же обхватил себя руками, притворяясь, что озяб.
– Прошу прощения, матушка, – заговорил он, – но меня сбросил конь, и случилось это в полулиге отсюда, когда я ехал в соседний город. До темноты мне так и не удалось сыскать трактира. Я поспрашивал, где можно заночевать, и Эван сказал мне, что у вас сыщется для меня и поздний ужин, и местечко у очага.
