Элизабет Рудник - Малефисента
Резко обернувшись, Малефисента гневно вскинула вверх руки и обратилась к толпе гостей.
— Внимательно слушайте, все вы, — заговорила она нараспев. — Принцесса действительно будет расти милой и красивой, любимой всеми вокруг…
— Прекрасный подарок, — вымолвила королева, не понимая, что происходит, она ведь не знала истинную историю Малефисенты и Стефана.
Приложив палец к губам Лейлы, Малефисента покачала головой. Она еще не закончила. Еще нет. У ее подарка была еще одна, заключительная часть.
— Но прежде чем зайдет солнце в шестнадцатый день ее рождения, она… — Малефисента замолчала и оглянулась вокруг в поисках вдохновения. Ее взгляд упал на один из принесенных девочке подарков, и она продолжила: — …уколет палец о веретено прялки и уснет глубоким сном. Сном, от которого не очнется никогда.
Слова Малефисенты повисли в воздухе, собравшиеся в зале гости дружно ахнули. Не обращая на них внимания, Малефисента повернулась, собираясь уйти, но ее остановил голос Стефана.
— Малефисента, — он сделал шаг вперед. — Только не это. Умоляю тебя.
Услышав слово «умоляю», Малефисента приподняла бровь. Умолять — как это не похоже на Стефана! Она медленно обернулась, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Холодно посмотрела на единственного человека, которого когда-то любила. Во взгляде Стефана отчетливо читались страх и боль. Но какое это теперь имело значение? Ее сердце было сковано льдом. Боль, которую она причинила Стефану, была сродни той, которую причинял ей он… снова, и снова, и снова. Наконец Малефисента ответила:
— Я люблю, когда меня умоляют. В самом деле. Попробуй еще раз.
Стефан оглянулся, понимая, что толпа собравшихся следит за каждым его движением, наблюдая, как Малефисента унижает его. Но у него не было выбора — на кон было поставлено будущее его дочери.
— Я умоляю тебя, — процедил он сквозь стиснутые зубы.
— Хорошо, — ответила Малефисента с таким видом, словно швырнула королю кость, как какому-нибудь псу. — Принцесса очнется от своего смертного сна, но сделать это сможет… — здесь она помолчала, прищурилась и обожгла Стефана следующими словами: — …только Поцелуй истинной любви. Произнося эти слова, она едва не рассмеялась. Стефан говорил ей, что Истинной любви не существует. — Мое проклятие продлится вечно. И нет на Земле силы, которая могла бы его снять.
Она повернулась и пошла к выходу. За ее спиной Стефан подал стражникам знак напасть на Малефисенту, но их, как и гостей, приковал к месту насланный Малефисентой ветер. Перед ней сама собой открылась дверь тронного зала, и Малефисента исчезла, оставив за дверью ужас и панику.
Возвращаясь домой на пустошь, она улыбалась. Входя в замок, она не знала, что станет делать, когда настанет время. Она не знала о дарах, которые поднесут новорожденной пикси. И о том, как будет чувствовать себя, оказавшись рядом со Стефаном, тоже не знала. В глубине души она даже опасалась, что будет слишком испугана, чтобы вообще что-то сделать. Но в конечном итоге, подумала Малефисента, все сложилось как нельзя лучше. Неразрушимое проклятие, которое наверняка сведет Стефана с ума и погрузит королевство в хаос. Превосходно. Просто превосходно.
Когда Малефисента возвратилась на вересковую пустошь, уже настал вечер, и небо усыпали звезды. События минувшего дня взбудоражили Малефисенту, и в ее голове начал складываться план, как отвадить людей от попыток захватить землю фей. Она побрела к самому краю пустоши, туда, где проходила граница между землей волшебного народа и землей людей. Глубоко вдохнув, закрыла глаза и сосредоточилась на своей магической силе. Этой силы еще прибавилось. Теперь, когда она шла по пустоши, ее тело взывало к раскинувшейся вокруг земле, забирало из нее энергию, которая делала Малефисенту сильнее. Она обнаружила, что теперь способна сосредоточить внимание на отдельном растении или животном, чтобы черпать магическую энергию прямо от них. «Что очень даже кстати», — с усмешкой подумала она.
Она стала медленно разговаривать с землей. Обращалась к травам и корням, растущим под почвой. Разговаривала с соседними деревьями, просила их поделиться с ней магической силой, чтобы помочь защитить вересковые топи. Магия пульсировала вокруг Малефисенты, в воздухе разлилось мерцание. Фея вскинула руки, и из-под земли показались темные скрученные, покрытые острыми шипами ветки. Они тянулись к небу, свивались друг с другом, переплетались своими толстыми стволами. Постепенно стала возникать стена. Она продолжала расти, теперь ее уже невозможно было окинуть глазом от края и до края. Стена росла до тех пор, пока из нее во всех направлениях не выступили шипы с тускло отсвечивающими черными острыми концами. Стена поднялась в высоту примерно на пятнадцать метров и росла до тех пор, пока не стала неприступной.
Когда Малефисента открыла глаза, истекавший из нее поток магической энергии иссяк. Малефисента отошла назад и покачала головой. Стена получилась некрасивой, но это можно будет поправить. Удовлетворенная своей работой, Малефисента вернулась на свой трон на Холме. Огляделась по сторонам, наслаждаясь красотой и покоем пустошей, которые возродились за время ее правления. Остальные феи, оказавшись рядом с Малефисентой, чувствовали себя теперь намного спокойнее и продолжали заниматься своими повседневными делами, не вздрагивая, увидев ее, и не пытаясь поскорее улететь подальше. Однако прежние друзья, включая Робина, продолжали ее сторониться. И Малефисента, как ни странно, их понимала. Она потеряла друзей, когда утратила свои крылья и вместе с ними прежнюю себя. Теперь она была совершенно другой, новой феей.
В мирной тишине Холма феи она отвлекалась мыслями от жизни на пустошах. Теперь у нее появилась возможность не думать о повседневных заботах. Ах, как приятно ей было знать о страданиях Стефана! А наложенное проклятие поможет и вересковым топям тоже. Ослабленное королевство людей представляет меньше опасности для топей, а Стефан окажется полностью подавлен проклятием, наложенным на его единственную дочь. Почувствовав чей-то осуждающий взгляд, Малефисента оглянулась. На нее смотрел Диаваль, стоявший неподалеку в человеческом обличье. Малефисента, не обращая на него внимания, снова принялась с наслаждением вспоминать свою месть. Но Диаваль продолжал смотреть на нее, молча осуждая за то, что она совершила. У Малефисенты возникло желание объяснить ворону, что ребенок здесь ни при чем. Она подумала, не рассказать ли Диавалю о том, как жестоко поступил с ней Стефан и что эта боль каждый день дает о себе знать; объяснить, что именно поэтому она и сделала то, что сделала. Но ей не хотелось делиться с ним всем этим. И уж совершенно точно она не станет дожидаться, пока Диаваль начнет выказывать ей свое неодобрение. Взмахом руки она вновь превратила его в ворона. Пусть каркает, если ему так хочется, но осуждать ее он не сможет.
