Ник Перумов - Эльфийский клинок
Некоторое время они ехали молча, то и дело бросая взгляды на Могильники. Первым забеспокоился гном.
— Слышишь, Фолко? Поют вроде… Да гнусаво как…
Хоббит напряг слух. Из-за холмов до него донеслись протяжные, заунывные звуки какой-то песни, которую тянули сотни голосов. Монотонное пение наполнило сердце неясной тревогой и тотчас заставило вспомнить о давешнем загадочном вое… Пение приближалось.
— А ну-ка, давай побыстрее отсюда! — сквозь зубы процедил сразу посерьезневший гном.
Он круто свернул влево и потащил своего упирающегося пони вниз, в придорожную канаву. Фолко не замедлил последовать его примеру. С трудом спихнув своих лошадок с открытого места, хоббит и гном осторожно подползли к краю рва и выглянули наружу, прячась в высокой траве. Торин вытащил из-за пояса топор. Фолко обнажил меч.
Из темноты один за другим выныривали черные силуэты. То были всадники: они ехали на настоящих конях, за их спинами покачивались длинные копья; всадники двигались по двое в ряд, неспешным шагом направляясь строго на юг — в поля Могильников. Кое у кого в руках горели смоляные факелы; над дорогой потянулся белесый дымок. И все так же звучало заунывное пение.
Голова колонны давно утонула в скрывавшем подножия курганов тумане Старого Леса, а из-за холма появлялись все новые и новые всадники. Проехало несколько телег, за ними двинулись пешие воины. Словно чья-то кисть провела иссиня-черным мраком по серо-серебристому полю лунного света — так сплошным потоком шла эта пехота, следуя за исчезнувшими в тумане всадниками. Не бряцало оружие, лунный луч не играл на отполированных доспехах — все было непроницаемо-черно, и лишь унылое пение на неизвестном языке нарушало ночную тишину.
Наконец вся процессия скрылась в тумане. Фолко провожал ее взглядом и внезапно обратил внимание на Обманный Камень, стоявший на вершине ближайшего кургана. Его плоские грани вдруг полыхнули багровым пламенем, словно темная молния ударила в вершину заколдованного холма. Спустя несколько минут точно такая же метаморфоза произошла и с камнем на следующим кургане; в темноту потянулась длинная цепочка перемигивающихся огней, туман осветился, точно в его глубине развели исполинский костер. И тут откуда-то с юга донесся уже знакомый пронзительный вой. Гном зажал уши ладонями. Теперь этот вой, казалось, был наполнен скрытой и мстительной радостью, словно кто-то наконец получил в руки оружие для давно замышленного мщения; он издевался и хохотал — умея выразить это лишь одним-единственным способом. Гному и хоббиту впервые стало по-настоящему страшно.
Они долго не решались двинуться с места. Первым опомнился гном.
— Ну и нечисть завелась во владениях короля Арнорского! — сказал он шепотом. — Знаешь, друг хоббит, давай-ка поскорее отсюда. Не нравится мне тут…
Они вновь вывели на Тракт своих лошадок, невольно пригибаясь и стараясь держаться в черной тени редких придорожных деревьев. Фолко пугливо озирался по сторонам, гном только хрипло ругался сквозь зубы. Садясь в седло, он задел кованым башмаком по мешку с карликом. Из мешка раздалось тихое хныканье.
Вскоре они достигли края оврага, по дну которого бежал небольшой ручеек; через него был перекинут каменный мост. За ним виднелись какие-то строения.
Путники миновали мост. Вокруг потянулись возделанные поля, вдоль дороги появились изгороди из жердей, вправо и влево отошло несколько проселков. Еще полчаса пути — и впереди замаячил черный пригорянский частокол. Дорога упиралась в наглухо закрытые по ночному времени ворота, в башенке мерцал огонек. Гном заворчал и полез за пазуху.
— Нас двое… да пони двое… два четверика пошлины точно…
От основного Тракта отделилась и ушла влево еще одна малозаметная дорожка, убегавшая куда-то на юг вдоль частокола. Поверх окованных концов заостренных бревен виднелись крытые дранкой крыши. Где-то залаяли собаки.
Гном подъехал вплотную к воротам и, выдернув из-за пояса топор, громко постучал обухом. Некоторое время царило молчание, затем в воротах приоткрылось окошечко, и чей-то хриплый со сна голос спросил:
— Кого там еще волколаки в зубах тащат? До утра не подождать?
— Какое там до утра! — рассердился Торин. — На улице нам спать, что ли? На, держи пошлину за двоих и открывай! — Он сунул в окошко деньги. — А кто такие?
— Торин, сын Дарта, гном с Лунных Гор, направляюсь в Аннуминас по торговым делам! И со мной — Фолко Брендибэк, сын Хэмфаста, мой компаньон и товарищ. Пропусти же нас, почтенный!
— Ладно, ладно, торопливые какие… Сейчас отопру…
Ворота открылись, за ними лежала длинная темная улица. Старый привратник, что-то ворча себе под нос, навалился плечом на створку и наложил засов. Фолко облегченно вздохнул. Они были в Пригорье.
Глава четвертая. ПРИГОРЯНСКИЕ УРОКИ
Проехав по темной улице мимо крепких домов, окруженных высокими заборами, сопровождаемые непрерывным собачьим лаем, они остановились возле старинного, намертво вросшего в землю здания знаменитого пригорянского трактира с почерневшей от времени вывеской “Гарцующий Пони”. Его стены были сложены из толстенных дубовых бревен в два обхвата толщиной; венцы опирались на дикие мшистые камни. Окна первого этажа были ярко освещены, из полуоткрытой двери доносился гул голосов.
— Подержи, а я схожу договорюсь с хозяином. — Торин сунул в руку хоббита поводья. — Устал как собака, эх, и завалимся же мы сейчас! Спустя некоторое время Торин вернулся. — Ну как, все в порядке? Заводи пони во двор. Я договорился с Барлиманом, он запрет карлика в самый глубокий и надежный погреб, какой только сможет найти. Ты есть хочешь?
Только сейчас, оказавшись в безопасности, Фолко понял, насколько он выбился из сил и хочет одновременно и спать, и есть, но сначала, пожалуй, все-таки есть! — Конечно, хочу!
Фолко спешился и повел в поводу обеих лошадок в глубь темного двора, к коновязи. Гном тем временем снял со своего пони мешок с пленником и вновь скрылся в какой-то боковой двери. Фолко привязал пони, задал им овса из седельных сумок и замялся в нерешительности — куда идти дальше?
— А господина моего хоббита покорнейше прошу сюда, — произнес над самым ухом чей-то почтительный голос.
Фолко обернулся. Перед ним стоял человек, низенький, коренастый, но не толстый; шириной плеч он лишь немногим уступал Торину.
— Хозяин я здешний. Барлиман меня кличут. И трактир наш еще во время Великой Войны принимал у себя самого короля Элессара. — Он заговорщически подмигнул Фолко. — Тогда все знали его в лучшем случае, как Арагорна, а обычно называли просто Бродяжником! Ох, заговорился я, простите меня великодушно! Торин вам ужин заказал в отдельную комнату. Ноб уже готовит. Что пожелаете на ночь — мясного или чего-нибудь полегче, овощей каких?
