Идущие следом - Негатин Игорь

– Увы, господа! Надеюсь, мы обойдёмся без лишней крови? Мне бы не хотелось…

– Негоже, сын мой, угрожать оружием слуге Господа… – послышался голос священника. Даниэль Сагальский произнёс эти слова с таким искренним сожалением, что любой, даже самый закоренелый грешник устыдился бы своих деяний и тотчас покаялся. Вздохнув, святой отец покачал головой и добавил: – Грех это…

– Заткнитесь, святой отец!

– Опомнитесь, сын мой! – не унимался священник. – Вы и так напугали нас до смерти! Вспомните слова Господа нашего Иисуса Христа: «Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом и погибнут!»

– Пошёл ты к дьяволу, святоша! – прошипел кавалер. – Заткни пасть, пока я не перерезал тебе глотку!

– Отче, отпусти ему, ибо он не ведает, что творит…

– Что, рискнёшь броситься грудью на меч, церковник? Заткнись и моли Бога, чтобы я не передумал!

Я молча положил руку на эфес, но меня остановил священник. Он тяжело вздохнул, а затем быстро махнул рукой в сторону этого дворянина! Так быстро, что я даже не заметил этого движения. Дворянин жалобно крикнул и попытался отвернуться, прикрывая лицо рукой. Судя по всему, он ослеп! Как бы я ни был удивлён, но бросился вперёд и ударил его кулаком в скулу. Шевалье де Брег был прав – у незнакомцев, преподавших нам урок на улицах Баксвэра, было чему поучиться! Дворянин рухнул как подкошенный. Из его глаз катились слёзы.

– Соль и жгучий перец, – пояснил священник и развёл руками.

– Ну и дела, святой отец…

– Вяжите ему руки, Жак, – весьма благостным тоном сказал отец Даниэль и возвёл взгляд к небесам.

– Проще его убить!

– Нет, этот богохульник нужен мне живым. Хочу, чтобы он признал свой грех, покаялся, а затем своими ногами дошёл до костра или плахи.

– Как скажете, святой отец, – потирая кулак, ответил я.

Едва успел связать руки этого проходимца, как раздался испуганный возглас графини. Выхватив меч и обернувшись, увидел побелевшую от страха Ирэн, которая смотрела в чащу леса широко открытыми глазами. Послышалось ржание лошадей, которые вдруг рванули в сторону, исчезая в сумраке дубравы.

Проследив за взглядом графини, я почувствовал, что моё тело цепенеет от страха, а лицо покрывается мертвенно-холодным потом. Не дальше чем в ста шагах от нашего убежища среди вековых деревьев замелькали тени. Едва различимые на фоне дубовой рощи, они вдруг развернулись и двинулись в нашу сторону…

Господи!

Мерцающие призраки с каждым шагом обретали плоть, превращаясь в ужасных тварей. С боков свисали клочья свалявшейся шерсти, в оскаленных пастях блестели клыки, а глаза были подобны глазам слепого – бельма, горевшие адовым огнём. Эти создания разбегались в стороны, окружая и не оставляя нам шансов на спасение. Будь я трижды проклят, но мне показалось, что слышу отвратительный трупный запах, словно земля извергла упокоенных чудовищ!

– Помилуй нас, Господи… – послышался изумлённый голос отца Даниэля, которому вторил голос графини, читающей молитву. Послышался лёгкий шум – это служанка упала в обморок. Тихо, едва слышно заплакал ребёнок.

– Боюсь, святой отец, что Всевышний здесь не поможет…

– Не богохульствуй! – едва не зарычал священник.

– Тьфу… – Я вытер рукавом лицо, вытащил меч и дагу. – Как бы там ни было, но так легко этим тварям не сдамся!

– Да поможет нам Господь, – кивнул святой отец и потянулся за посохом, с которым не расставался всю дорогу.

Священник нажал потайную пружину и вытащил из посоха клинок. Обоюдоострый, с серебряной насечкой. Такие клинки, только более массивные, я видел в оружейной комнате моего отца. Мастер Барт называл их flamberge, сиречь – пламенеющий. Клинок с волнистым лезвием был похож на меч, объятый пламенем. Раны, нанесённые этим оружием, с большим трудом поддавались лечению и оставляли при благополучном исходе ужасные шрамы.

Не знаю, что заставило Даниэля носить при себе такое грозное оружие, но, полагаю, священник имел на это полное право. Переглянувшись, мы сделали несколько шагов вперёд, дабы не мешать друг другу, но надёжно закрыть графиню и маленького графа… Стая этих созданий медленно двигалась на нас. Их было не меньше двух дюжин.

Я облизнул пересохшие губы и понял, что из этой переделки мне уже не выбраться.

Позади нас послышался смех. Похоже, наш пленник обезумел от ужаса. Связанный, он сучил ногами, стараясь отползти подальше, визжал, хрипел и захлёбывался в собственном крике, который был похож на скулёж. Мне стало противно. Я плюнул на землю и оскалился.

Глава 11

Призрачная волчья стая – само воплощение вселенского ужаса, – завывая и предвкушая вкус крови, медленно двигалась в нашу сторону. Самое удивительное – страха не было. Он вдруг исчез и растворился в потаённых глубинах моей души, оставив лёгкий привкус горечи и обиды.

Я понял, что мы оказались в ловушке, подстроенной кем-то неизвестным, стремящимся уничтожить или пленить графиню Ирэн де Фуа. Было дьявольски обидно умереть, не узнав тайну рода Буасси, не прочитав книги из монастырской библиотеки и… Я многое не узнал и не познал… Жаль. Рядом со мной стоял отец Даниэль, сжимая в руках пламенеющий клинок. Как бы там ни было, но мы были готовы сражаться. Священник и юноша – не лучшая сила против адских созданий, но иных воинов не было.

По верхушкам деревьев прошелестел ветер, будто кто-то невидимый прочёл над нами заупокойную молитву. Раздался протяжный вой. Сильный, протяжный вой… Когда до стаи осталось около двадцати шагов, мы двинулись им навстречу, но не успели сделать и нескольких, как из зарослей показалась рысь…

Священник, увидевший этого зверя, замер на месте, а позади раздался невольный возглас Ирэн де Фуа. Зверь медленно, словно плыл над землёй, вышел на поляну и вдруг запрыгнул на валун, оказавшись между нами и волчьей стаей. Он повернул голову и посмотрел на меня, словно хотел подбодрить перед схваткой. Я не выдержал и засмеялся! Засмеялся, не обращая внимания на изумлённое лицо отца Даниэля, который, видимо, решил, что я сошел с ума от страха.

Оборотень был ранен – на боку и лапах была видна кровь. Он неторопливо её слизнул, а затем потянулся и выгнулся, словно огромный домашний кот. Выпустил когти, повернул голову в сторону волчьей стаи и зарычал… Время остановилось. Пусть это и невозможно, но последующие события вызывали странное чувство безвременья, словно мы оказались в некоем зачарованном месте, вне мира Господня […]

…[кли]нок разрубил гниющую плоть, а я, не обращая внимания на предсмертный хрип, уже рубил следующего волка, прыгнувшего на спину Даниэлю. Мой меч распорол брюхо, обнажая гнилую требуху этого создания. Прыжок был прерван, и волк, не успев вцепиться в священника, завизжал и рухнул! Святой отец извернулся, крутанул в руке меч и пригвоздил тварь к земле. Не в силах сдержаться, этот слуга Господа зарычал, как дикий зверь, словно познал упоение, знакомое каждому воину. Происходящее сливалось в бесконечную череду ударов, свиста клинков, хрипов издыхающей нечисти и вкуса крови. Казалось, ещё немного, и я сам зарычу, шалея от непонятной силы, которая переполняла моё тело. Удар! Ещё один разрубленный на части зверь! Удар дагой, и тварь захлёбывается кровью. Мелькающие тени, приторный запах крови и ярость! Безудержная ярость, заставляющая нас убивать […]

…[обо]ротень оказался в самом центре стаи. Будь я проклят, но он уничтожал этих тварей с такой яростью, что человеческий взгляд не мог уследить за мощными бросками и ударами! Лапы раздирали плоть и крушили черепа. Один из волков, которому рысь перебила хребет, пытался отползти в сторону, но следующий удар размозжил ему голову, оставив лишь вязкую, окровавленную кашу […]

…[тяж]ело дыша, священник вытер окровавленное лицо. Сутана была изорвана и покрыта тёмными пятнами. Безумный взгляд, дрожащие от усталости руки – это отпечаталось в моей памяти с такой силой, что сейчас, записывая эти строки, ясно вижу финал той смертельной схватки.