Нет звёзд за терниями (СИ) - Бонс Олли

Удивительно, но море не пугало, хотя знакомство с ним началось нехорошо. Прежде разве что издалека доводилось видеть эти просторы, то чёрно-синие, то зеленоватые, расчерченные белыми гребнями или глянцевитые, как желе. А сейчас даже не верилось, что можно было и остаться навсегда в этой воде, в бурых зарослях среди камней.

Сидеть на причале, уже нагретом, несмотря на ранний час, было приятно. И болтать ногами, погружёнными почти до колена в воду, тоже, хоть ссадину и щипало. Поднять лицо к солнцу, зажмуриться — и только слушать, как с плеском разбиваются о валуны и сваи причала небольшие волны. Да ещё доносились негромкие голоса тех двоих, что ныряли неподалёку и время от времени возвращались сюда, чтобы с грохотом уронить добычу на листы металла. Кори оставалось лишь неспешно перекладывать раковины в ведро. Таких спокойных дней, не заполненных делом, не удавалось и припомнить.

Рука легла на ноющую грудь.

Это время могло бы стать лучшим во всей жизни, если бы только не донимали поселенцы. Прямо хоть из каюты не выходи. Свежая ссадина на ноге — вчерашняя, от ржавых перил, и повезло ещё не сосчитать ступени лицом. А из кружки всё выплеснулось, и пришлось возвращаться наверх, медля и озираясь, но тот, кто толкнул, будто испарился.

И Гундольф потом выпил эту воду.

А сегодня заметили, что Кори идёт к бочке, и тут же двое влезли вперёд. У них даже кружек не было! Перекрыли путь и завели разговор о паршивце, который ест и пьёт вволю.

— Это ж какая кружка у него за сегодня, Берта?

— А я и со счёта сбилась. Скоро, должно быть, с ведром приходить начнёт, а чего стесняться!

Кори пришлось глядеть в сторону и не отвечать. Хватило того, что было накануне. И угораздило же тогда задержаться после столовой, не уйти в каюту! Хотелось посмотреть ещё на море, а эта Берта оказалась рядом.

— А-а-а, морда гнусная! — взвизгнула она. — Что ты пялишься?

Кори тут же толкнули в грудь тяжёлым кулаком. Удалось устоять, но ответить нельзя: этих больше, налетят толпой, и всё. И от того, что пришлось стоять покорно, не смея голову поднять, было больнее, чем от удара.

Повезло ещё, старик вмешался.

— Ты, девица, желаемое за правду не выдавай, — погрозил он узловатым пальцем. — Сама-то, небось, рада-радёшенька, если парни на тебя глазеют, только этот, вон, в другую сторону глядел.

Мужики утихли. Повезло отделаться всего одним ударом. А Берте, конечно, и слова никто не сказал.

В столовой для Кори сперва не нашлось миски. Потом нашлась, но раздатчики обнесли. Жаловаться и требовать было стыдно, а чужак хотя и сидел за тем же столом, но глядел лишь в свою тарелку и ничего не заметил. А может, и заметил, но дела не было.

Что ж, тому, кто жил впроголодь на Свалке, нетрудно пропустить обед или ужин. Хотя и обидно, конечно, сидеть при этом в столовой, где другие набивают животы. Но долго страдать не пришлось: одна из женщин, Эмма, отчего-то решила вмешаться и проследила, чтобы у Кори была миска, а в миске еда. Наложила и протянула молча, а на благодарность только махнула рукой. И с вечера так поступила, и сегодня тоже.

Что людям в этом поселении жилось беззаботно, было видно хоть по столовой. Утро, дневные труды впереди, но здешние обитатели никуда не спешили, за едой вели разговоры. Перед трапезой тут обязательно возносили хвалу Пресветлому Мильвусу, только не добавляли, как в Раздолье, «честь и слава троим, что стоят за его спиной». Сейчас хвала звучала, правда, не так уверенно. Чужак постарался, рассказал этим людям правду о Мильвусе. Многие теперь начинали по привычке — и осекались виновато. Одни лишь старики произносили эти слова громко и как будто с вызовом.

Этим утром лёгкий гул, перемежающийся стуком и позвякиванием ложек, вдруг умолк. Не сразу до Кори дошло, что изменилось: только волны плескали о борт, а люди будто исчезли.

Но все они были тут, глядели на одного едока, кто изумлённо, кто с презрением. Сперва было невдомёк, что не так.

— Гляди-ка, боится, мы отнимем, что ли? — пропела одна из женщин.

— А ложка-то у него есть, или он прям так из миски лакает? — присоединился её сосед.

Будь проклята Свалка, въевшаяся в кровь! Там не было тарелок, и хотя лет с тех пор прошло предостаточно, и за еду давно не приходилось драться, только не уследишь за собой — и спина горбится над миской, и кусок за куском летит в рот. Глотаешь, не жуя, свободной рукой загораживаясь. Стыдоба.

Дома можно было есть как хочется. Некому увидеть, некому упрекнуть. А здесь пришлось напоминать себе: не торопись, выпрями спину. И всё одно — суп через край выпит, тарелка вылизана. Этим повод для смеха всегда найдётся. Ну, пусть смеются, Кори здесь ненадолго.

На тихом причале, болтая ногами в воде и дробя солнечных зайчиков, думалось: как же хорошо! Всё стыдное и обидное меркло, не задевало. Мог бы такой день длиться вечно...

Если по-хорошему, рассиживаться не стоило. Прежде всего нужно было сообразить, что это нашло на Хагана. Он старателен, но туповат, коварства не замыслит, и с чего бы ему бросать Кори за борт? Обидчив, конечно, и мог бы свести счёты, да ведь они не ссорились. Не за опоздания же он взъелся, в самом-то деле!

А значит, Хагану кто-то подсказал так поступить. И очень хотелось бы знать, кто именно.

Ответы, конечно, лезли в голову, но как в такое поверишь? Хаган, как и Кори, подчинялся лишь приказам правителей, а вернее работника, чем Кори, у них не было. Разве не удалось за все эти годы доказать свою верность?

Или кто-то точит зуб на господина Второго? На Третьего? Если кто собрался препятствовать их делам, мог начать с исполнителей, таких как Кори. Вот только — кто бы это мог быть, что Хаган его послушал?..

А ещё этот другой мир. Невероятная удача наткнуться на человека, который сумеет о том рассказать. Если бы не поступок напарника, они бы улетели и не заподозрили, что один из чужаков находится так близко. Осталось только поладить с ним. Что-то ему уже рассказали о раздольцах такое, что не доверяет и глядит косо.

Поладить, пожалуй, и получилось бы со временем, да только времени почти и не было.

Уборная располагалась на берегу — четыре жестяных стенки над ямой, и пока идёшь от каюты, обрывки разговоров так и лезут в уши. А если ещё и задержаться, чтобы снаружи собралась пара человек, тоже можно всякое услышать. Особенно если люди не догадываются, кто сидит внутри.

Кори пришлось ходить туда-сюда не меньше шести раз за прошлый вечер, зато удалось узнать, что врата в другой мир откроются дней через десять. Поселенцы спорили едва не до хрипоты. Кто-то желал сразу идти с Гундольфом, кто-то решил подождать, пока первые вернутся с новостями. А Кори хотелось узнать, где же находятся эти врата и отчего за прошлые годы никто на них не наткнулся, только люди о том не упоминали.

Но сейчас ласковый плеск волн убаюкивал, и ветерок нежно гладил щёки, а солнце пока не жгло, грело только. И не давили на плечи неотложные дела, и так мирно и хорошо было здесь, что мысли растекались в голове, будто и нет забот.

— Кори, а ты плавать совсем не умеешь? — окликнул Гундольф.

— Да где б ему научиться, — презрительно сказал мальчишка.

Этому, сразу видно, Кори не по душе. Ясно, ревнует. Но почему, интересно, он привязался к чужаку, неужели у мальчика здесь родных нет?

— Плавать я и вправду не умею, не было случая, зато на небесной лодочке летать доводилось. Рассказать?

— Задавака! — фыркнул юный поселенец. — Я и сам, может быть, попаду однажды в город и смогу летать. Гундольф, а в вашем мире тоже есть такие лодочки?

— Господин Ульфгар — тот, что прежде ваш мир до такого довёл, а после к нам перебрался — запрещал полёты, — ответил чужак. — Но теперь появились летающие экипажи, только на лодки они не похожи, а больше на птиц. Длинные, с хвостом и крыльями. Ну, я ещё разок нырну и хватит.

Гундольф ушёл под воду, а Флоренц уставился на Кори и вдруг совсем по-детски показал язык.

— Летает он, тьфу! Да я, может, вовсе в другой мир отправлюсь, ясно тебе?