Путь к дому (СИ) - Вель Софья

Снова легкое дуновение. "Руки" осторожно забрали маленькие комочки и куда-то унесли. В ответ тело начал бить сильный озноб, оно горело, как после купания в ледяной ванной.

"Руки" накинул на плечи рубашку. Затем у рта появился холодный край железного предмета, Сильвия непроизвольно отдернулась.

— Это бульон. Тебе надо пить. Пожалуйста! — умоляюще проговорил Голос. Сильвия только теперь поняла, что и правда испытывает мучительную жажду. Она сделала несколько жадных глотков и мотнул головой. Больше не могла.

— А теперь надо поспать. Не бойся. Все хорошо! — "руки" аккуратно накинули одеяло.

Сильвии захотелось свернуться под ним клубом и плакать, но непослушное тело не позволило. Оставалось только плакать, но тогда бы пришлось лежать в целой луже из слез!

— Поспи, — «руки» бережно коснулись головы. И сон милостиво пришел сам.

С того дня Сильвия начала приходить в себя, просыпаться. Временами она могла заставить себя бодрствовать подолгу. И тогда она чувствовала, как все те же руки умывали ее, перестилали кровать, осторожно ухаживали за телом. С каждым днем Сильвия чувствовала все больше, и теперь уже не только болью. Она могла пошевелить руками, немного ногами, вскоре смогла приподниматься на локтях. Тело продолжало гореть огненным льдом, но теперь Сильвия уже различала два основных источника боли — низ живота и кисть руки. Рука ныла и дергала, а живот горел. И все же ей становилось лучше. Только с глазами была беда. Любая попытка их открыть приводила к резкой боли в голове и ощущению песка в глазницах.

— Сил, у тебя инфекция. Поэтому ты пока не можешь видеть, — в какой-то момент произнес Голос. Тот самый Голос, который ухаживал за ней. Второй, так пугающий её, она больше не слышала. Может, он ушёл, или ей в первый раз почудилось?

— Выпей это, должно помочь, — у рта появился холодный край. Ложка, внутри что-то горько-сладкое. Сильвия невольно поморщилась. — Верю, гадко, но без меда вообще дрянь невозможная!

«Мёд и полынь», — вдруг всплыло в памяти. Мед и полынь.

— Я повяжу тебе на глаза темную повязку, чтобы не травмировать лишний раз сетчатку.

«Мед и полынь», — повторяло внутри.

Сильвия спала все меньше. В моменты бодрствования она прислушивалась к происходящему в доме. Как правило было тихо, мерно потрескивал огонь в печке, из-за стены доносились шорохи и скрипы. Иногда плакали совсем маленькие дети, мяукали, как новорожденные. И тогда Голоса им тихо что-то пели, меря шагами соседнее помещение от стены до стены. Сильвия даже удивилась, каким чутким становится слух в моменты слепоты. Казалось, она могла посчитать сколько шагов нужно каждому из голосов на то, чтобы пройти всю комнату. И, да, второй Голос тоже был. Только он никогда не подходил к ней ближе, чем на десять шагов. Зато он чаще рассказывал беспокойным комочкам сказки и шагов от стены до стены было на один меньше.

«Мед и полынь», — все повторяла и повторяла память…

Комочки-малыши вводили в ступор. Хоть убей, но Сильвия не помнила их! А они, вопреки памяти, были! По всему выходило, что эти комочки — её… Вот только связать комочки с собой у Сильвии не получалось. Последнее, что помнила четко — это похороны мужа, конунга Сига. Помнила высокий погребальный костер… А все, что было позже, скакало перед внутренним взором пестрым покрывалом. Когда удавалось хоть на миг уцепиться за «цветастую ткань» памяти, воспоминание казалось настолько абсурдным, что Сильвия тотчас отступалась.

Пока однажды не задала вопрос по-другому: «а что было до конунга?».

Плясавшие лоскутки на миг остановились. И снова покрывало памяти показывало ненастоящие, фантастическое видение: стеклянные башни-пики совершенно невероятного города, и почему-то герб с крылатым львом. Что за глупость? Таких городов отродясь не строили! Зачем нужно резать небо острыми пиками, да и кому под силу такое построить?!

«Мед и полынь», — снова повторила память уже набившую оскомину фразу.

Когда наступала полная тишина, Сильвия понимала, что она одна. В такие моменты больная осторожно разминала руки и ноги, пытаясь вернуть им силу и твердость. Начала с кончиков пальцев, постепенно дошла до локтей. Теперь она могла уже привстать самостоятельно, согнуть ноги в коленях. И даже, — о чудо! — свернуться клубком.

Однажды, когда снова было тихо, Сильвия аккуратно присела на кровати и осторожно стянула темную повязку, зажмурилась и очень медленно приоткрыла глаза. Ожидаемая острая боль так и не пришла, правда виделось все очень мутно. Но все же, она снова могла видеть!

Комнатка, где в углу стояла ее кровать, была просторной и находилась в самой обычной деревенской избе, с печью по центру. Обстановка была скудная, но чистота помещения поражала. В комнате царил полумрак, на столике в тусклом свете дня едва поблескивали маленькие стеклянные пузырьки и серебряные ложечки. Где-то она уже видела эти пузырьки и ложечки? Услужливая память выкинула наотмашь образ старухи. Что за глупость! Опять?!

Тряхнув головой до ожидаемого головокружения и отгоняя так навязчивые воспоминания, Сильвия попробовала встать. Не вышло. Больная заупрямилась. С третьей попытки удалось встать. Шаг, еще шаг. Голова сильно кружилась, но Сильвия уперлась, ей надо было дойти хотя бы до двери. И она дошла, затем толкнула дверь с огромным усилием, чуть не упав при этом. Дверь поддалась.

Там, за дверью, была еще одна комната, в которой обитали Голоса, здесь тоже было очень чисто и тепло.

Помимо одной лежанки, что странно, ведь Сильвия точно знала, что Голосов было двое, в комнатке располагалась широкая люлька и небольшой стол. Комната была прежде сенями, но теперь стала частью дома, дверь вела прямо на улицу.

Сильвия осматривалась, когда почувствовала на себе взгляд, от которого внутри все замерло. Тонкие волоски на теле встали дыбом, а по спине побежали ледяные мурашки.

Враг! Да какой! Бежать!

Она хотела было рвануть к двери, но ноги отказались слушаться, Сильвия резко повернулась, споткнулась и упала.

— Стой! — умоляюще произнес голос. Отчего-то ее память "услужливо" подкинула сразу несколько диких картинок: искаженное брезгливой яростью лицо Врага, поплывшее лицо некой старухи, Авдотьи, и еще одно… мутное, едва различимое, как из-под толщи воды. Последнее и было самым устрашающим.

Сильвия забыла, как дышать.

— Постой, умоляю! Позволь мне положить Селену и выйти. Ладно? Только не беги! — краем глаза Сильвия увидела, как мужчина с туго заплетённой светлой косой положил ребенка в люльку и очень осторожно попятился к выходу, чтобы исчезнуть за дверью.

Сильвия еще пять минут не могла отдышаться, голова страшно кружилась, а ноги плохо слушались. Но все же она поднялась, дошла до люльки, пусть и опираясь на стену. Там, аккуратно спелёнатыми, лежали два "комочка". Сильвия изумленно разглядывал малышей.

Кто они?

Она вглядывалась в крохотные лица, один из младенцев открыл глаза, Сильвия отпрянула. Пусть её взгляду не хватало резкости, пусть младенцы были еще слишком маленькие! Но уже сейчас, даже в этом свете, было видно, что они не люди. Один глаз малыша был янтарно-желтым, а второй — ярко, неестественно-синим.

— Его зовут Эндемион, — раздалось позади. Сильвия вздрогнула. Это был второй "голос". Голос того, кто ухаживал за ней. Память ничего не показала, словно спрятала все от глупенькой забывашки.

Сильвия медленно повернулась. Позади стоял высокий мужчина с пронзительно-зелеными глазами и черной как смоль косой, только вот одна прядь была седая.

— А вторую — Селена, — добавил он уже тише, — правда, она у нас первая! — с улыбкой поправил сам себя говоривший.

Сильвия снова повернула голову к двум крошкам в люльке. Эндемион и Селена.

— Позволишь, я помогу тебе добраться до кровати? — предложил свою помощь темноволосый.

Сердце бешено заколотилось. Сильвия отрицательно мотнула головой.

— Ладно, — он отступил на шаг.