Дьявол сказал "бах" (ЛП) - Кадри Ричард

Я никогда не думал об адовцах в таком ключе. Они всегда казались такими полными Да Пошёл Ты На Хуй решимости, когда на Небесах дело дошло до войны. Мне никогда не приходило в голову, что быть брошенными сюда для них было столь же ужасно, как и для меня. Когда Небеса начали поставлять проклятые души, должно быть, это было неплохой возможностью отвлечься, но только на время. Охрана пассивных, сломленных душ не может быть столь уж захватывающей. А, может, они слишком сильно напоминали падшим ангелам их самих. Проклятые присматривают за проклятыми. Если бы адовцы не мучили меня все те годы, может, я даже бы им посочувствовал. Но они это делали, так что я не сочувствую.

Я достаю из кармана фотографию и протягиваю её Мерихиму.

— Раз уж мы заговорили о паршивых смертях, это девушка из Лос-Анджелеса. У неё были крашеные зелёные волосы, и она работала в пончиковой на Голливудском бульваре. Она была убита двумя Кисси где-то между Рождеством и Новым Годом. Я не знаю, здесь ли она внизу, но, если здесь, может один из вас найти её?

Мерихим протягивает фотографию Ипосу. Тот вытирает кровь с руки, прежде чем взять её.

— Здесь не может быть так уж много хорошеньких смертных, убитых монстрами в пончиковых в Рождество. Если она здесь, мы найдём её.

— Когда найдёте, дайте ей работу. Что-нибудь безопасное. Подальше от этого дурдома. Я бы и сам это сделал, но она влипла в неприятности из-за того, что оказалась рядом со мной.

Ипос кладёт фотографию в нагрудный карман рабочего комбинезона.

— Она твоя подруга?

Я качаю головой.

— Я даже не знаю её имени.

На экране я наблюдаю, как разворачиваю тело солдата.

Мерихим качает головой.

— Не могу не полюбопытствовать: ты хочешь, чтобы мы отыскали совершенно незнакомую девушку, чтобы облегчить её бремя осуждения на вечные муки, но ни разу не спросил о своей матери или отце.

— Мне и не требуется. Верите или нет, но я и сам способен кое-что сделать. Их здесь нет. Оказывается, быть пьяным и несчастным, — это, всего лишь, простительные грехи. Повезло им.

— Разве ваш отец не пытался пристрелить вас? Разве он не должен быть здесь с нами? — спрашивает Ипос.

— Полагаю, по стандартам Небес, убийство Мерзости — не то же самое, что убийство обычного человека, — возражает Мерихим.

— Я не хочу говорить об этом.

Я гляжу на экран, на самом деле не видя его. Обращаюсь к ним:

— Думаю, на этом мы здесь закончили. Как считаете?

Когда они направляются к фальшивому книжному шкафу, Мерихим говорит:

— Вчера я сказал, что принесу тебе защитное зелье. С этим придётся подождать, пока я не проверю, что они не поддельные.

— Не волнуйся насчёт этого. Я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, когда мне вскроют мозг. Я собираюсь что-нибудь сделать.

— Что именно?

— Понятия не имею. Что-нибудь, знаешь, умное.

— Как, когда ты спалил Эдем? Я только потому спрашиваю, что всё ещё пытаюсь выяснить твоё определение «умного».

Я смотрю на него и не могу сдержать улыбки.

— Это был забавный день. В любом случае, ты поймёшь это, когда увидишь.

— Даже не сомневаюсь.

Они выходят, и Ипос ставит на место книжный шкаф.

Я подхожу к экрану, вставляю обратно свой глаз, а остальные снова на свои проекторы. Открываю ящик стола и отодвигаю в сторону «Глок». Его нужно положить в тумбочку в спальне вместе со «Смит-и-Вессоном». «Веритас» лежит под какими-то бумагами, на которых я нацарапал адовские заклинания силы. Я нашёл оригиналы в старой записной книжке, которую Самаэль выбросил в мусорную корзину. Я скопировал все заклинания, и сварганил худу для темноты и ветра. Пытался залезть в головы наёмных работников внизу. Ничего. Возможно, в этой истории с Люцифером, вместо того, чтобы пытаться быть с Самаэлем, для меня полезнее будет снова быть с собой.

Я достаю «Веритас», подбрасываю, ловлю и шлёпаю на стол. Мне следует выйти или остаться здесь? Изображение открытого окна и развевающихся штор. Изящным адовским шрифтом по краям монеты читается надпись: «НЕ ТРАТЬ МОЁ ВРЕМЯ, КРЕТИН». Как всегда, «Веритас» прав. Я уже надел пальто. Если бы он сказал остаться, я бы швырнул его в мусорную корзину и всё равно вышел.

Я вхожу в фальшивый книжный шкаф и спускаюсь вниз.

Я спускаюсь ниже уровня улицы в гараж. Дверь заперта, но я касаюсь медной таблички на стене, и она со щелчком открывается.

Здесь полно лимузинов Совета, плюс грузовики легиона, «Унимоги» и «Хамви». Почему я никогда не брал какой-нибудь из них для ночной прогулки? Устроить своё собственное ралли «Дакар» по Голливуду. Поиграть в «Исчезающую точку» [37] с адовской уличной охраной. Пусть они преследуют меня до самой Санта-Моники. Там пять рек Ада врезаются друг в друга, вспенивая воду в бесконечное буйство барашков, приливных волн и водоворотов. У кромки моря я бы вышел и показал им, кто я такой. Мы могли бы устроить дрэг-рейсинг обратно до самого города.

Однако, сегодня вечером мне придётся довольствоваться мотокроссом. Завтра, кто знает? Я мог бы угнать «Унимог» и ехать по Дороге Славы к Небесным вратам. Прихватить с собой бутылку Царской водки и поднять тост за Самаэля за то, какой он хитрый, коварный уёбок. Интересно, он отвезёт меня домой или заставит вести машину самому. Кто будет трезвым водителем, когда у вас в комнате два Дьявола?

Я поднимаюсь по пандусу туда, где они держат мой мотоцикл. Сажусь и с пинка завожу его. От рычащего двигателя моё тело вибрирует с ног до головы, вытряхивая из лёгких вонь авторазборки Мейсона. Я шепчу кое-какое худу, и когда натягиваю худи через голову, моё лицо уже больше не моё. Чары делают меня похожим на любого другого уродливого адовца.

Я врубаю передачу и направляюсь вверх по пандусу к одному из ремонтных постов в задней части отеля. Открыв ворота и убедившись, что путь свободен, я выжимаю сцепление. Заднее колесо визжит и дымится, и я стартую в темноту.

Моим глазам требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к ночному освещению. Я выжимаю газ, и мотоцикл мчится по разбитым улицам города, подпрыгивая и высоко взлетая над внезапными обрывами, с заносом проходя повороты. К тому времени, когда зрение адаптируется, Пандемониум превращается в супермагистраль света, цветных полос, зажатых между кровавыми испарениями провалов и синюшным адовским небом. Я вклиниваюсь и обгоняю. Объезжаю военный транспорт и пешеходов. Вылетаю на тротуар, а в тех нескольких местах, где работающие светофоры, проезжаю на каждый красный, который только могу найти. Я угроза. Я монстр. Я чмошник, и мне всё равно, кто об этом узнает. Я в движении, и впервые за долгое время всё идеально. Ад может поцеловать меня в зад.

Я прячу адовский супербайк под рухнувшей крышей заброшенного гаража. На выходе разравниваю пыль, чтобы скрыть следы, и швыряю внутрь несколько шлакоблоков, чтобы придать зданию дополнительный вот-вот-совсем-рухну вид.

Я нахожу Дикого Билла курящим возле «Бамбукового дома кукол». Когда я подхожу, он качает головой.

— Забегай, лягушонок. Видишь эту метку на моей рубашке?

Он демонстрирует мне рукав с кроваво-красным символом Люцифера и выпускает синий сигарный дым.

— Я куплен и оплачен самим мистером Скрэтчем, а он не ценит грубо обращающихся с его товаром дурачков. Это снижает стоимость при перепродаже.

— Вот что ты всем говоришь? Что принадлежишь мне? Полагаю, технически это правда, учитывая, как здесь внизу всё устроено. Я просто никогда не думал об этом в таком ключе.

Билл наклоняется вперёд и прищуривается. Качает головой и сплёвывает.

— Богом клянусь, малыш. Предупреждай старика, когда собираешься ошиваться поблизости в образе чёртова хобгоблина. Я был в пяти секундах от того, чтобы татуировать тебе голову лопатой, которую держу здесь именно с этой целью.

Он говорит правду. Из наполовину вырытой ямы рядом со зданием торчит крепкая старая лопата. Готов спорить на наличные, эта яма никогда не станет ни глубже, ни более наполненной.