Целый осколок (СИ) - Ясный Дмитрий
Но сегодня Леонардо поймал себя на странном желании взглянуть на Выжигающих Скверну. Даже не просто взглянуть, а пристально вглядеться в перфорированные матовые забрала, стараясь проникнуть взором за литую сталь и померяться тяжестью взглядов. Бросить вызов. Зачем это нужно и что бы это ему дало кроме неприятностей, не понятно, но диковинная охота не проходила все утро, зудела мухой где-то далеко-близко, сбивая с мыслей и раздражая. Дурацкое, дикое и совершенно не свойственное ему желание, постепенно портившее такое прекрасное начало дня!
Ведь именно сегодня, на третий день после схватки на тракте, с него сняли бинты, стерли желтые потеки пахнущей цитрусами лечебной мази, и мэтр Нинно был вынужден признать, недоуменно и подслеповато щурясь и постоянно вздыхая, что Леонардо совершенно здоров и действительно может исполнять свои обязанности как легат-следователь Святой Конгрегации.
«Благословение Господа на вашем роду, ваше сиятельство, и это истинно так! Да-да, я наслышан о даре герцогов Раннийских заставлять milites regrediuntur тяжелые болезни и глубокие раны, возвращая тело к его естественному состоянию, но вот так… Своими глазами… Да простит меня Господь и вы, господин легат-следователь, за речи еретические, но это чудо какое-то! Столь cupide регенерация, это… Это… М-да…».
Леонардо на слова мэтра Нинно, разносимые по всей мыльне его невыразимым дребезжащим фальцетом, понимающе улыбался, кивал и непроизвольно бросал короткие взгляды в сторону своей комнаты и примерного расположения сундука. И поражался своей ознакомленности с историей появления Темных камней в их роду. Не слышал об этом, не читал, но вот, пожалуйста, он знал. Создавалось впечатление, что кто-то, уловив его неявное желание знать, спустился в пучину времен, все выяснил и предоставил ему свои записи. Со странной, одновременно и пафосной и лаконичной манерой изложения. И использовал незнакомые, но понятные термины. К примеру — проклятый дар — как может быть дар проклят? Или регенерация.
Да, это чудесный и одновременно проклятый дар второго сына основателя рода своим потомкам, эта мнимая регенерация. Как смог укрыть колдуна от чужих глаз второй в роду герцог Гронт Раннийский, как удержал за устами слуг и ближнего круга знание о том, кто обитает в подвалах замка, чем он там занимается и каких усилий ему это стоило, неведомо. Но видно недаром Гронт Раннийский носил говорящее прозвище Хитрый Немой. Ну а исчезновение многочисленных пленников и две обезлюдевшие деревни вряд ли кто заметил — времена тогда были суровые и беспокойные, и редко в какой день где-то что-то не полыхало багровым заревом и не лилась кровь. Кровь благородных владетелей, баннерных и без баннерных рыцарей, простых кнехтов и грязных, тупых, недочеловечных пейзан. Кто их тогда считал, этих презренных землеедов? Рождались в грязи, жили в грязи, умирали в грязи. Черви. Зато ныне в тайной сокровищнице Раннийских герцогов хранятся ровно две унции Аrum saxum mederi, Темных камней исцеления. И этого хватит и потомкам Леонардо, и потомкам их потомков. Хватит на века.
А колдуна, когда он стал не нужен, внезапно обнаружил сам Хитрый Немой, загнал собаками в полях, разорвал на части четверткой лошадей и отрубил голову, предварительно отрезав язык и выколов глаза. Все сам, все своими руками, лично, не побоявшись посмертного проклятья. Затем, в присутствии Большого Круга Владетельных и многочисленных представителей святой Матери Церкви он устроил отличное шоу с факельным шествием, с молебнами о спасении и искуплении и в конце представления торжественно сжег на гигантском костре эти, уже начинающие разлагаться, куски тухлого мяса. Но в правдивость этой героичной и пафосной истории Леонардо не верил — он внимательно и вдумчиво читал родовые хроники и, по его мнению, столь умный, рациональный, беспринципный и абсолютно аморальный человек, как второй герцог Раннийский так поступить не мог. Это ведь просто вселенская глупость, так глупо изничтожать столь ценный и невосполнимый ресурс! Ну разве мало тогда было бродяг в герцогских владениях? А уж подобрать человека похожего на колдуна дело простое и несложное. Ну, а у безгласного трупа не спросишь кто он — страшный колдун или обычный бродяга? Тем более, если перед допросом у трупа будет отрезан язык и отрублена голова.
Некромантия же, как наука, как учение и как действенное воздействие на реальность не существует. Некромантия — это миф, это страшная сказка и мнимое прибежище скорбных умом. И сжигаемые на кострах сумасшедшие чудики с ожерельями из костей и посохами с черепами в их навершии, самое лучшее этому подтверждение. И ужасающие Бессмертные Владыки, коим так жаждут подражать эти сумасшедшие некромагики, тоже страшный миф. Жуткая сказка, байка и нелепая выдумка. Скрытые в межмирье гробницы для миллиардов неживых. Какие-то надменные могущественные фараоны или фаэроны. Безумные творцы, создающие стальных чудовищ — все это ересь, чушь и нереальный бред. Вымысел и небылица.
«Когда спадёт последняя печать, займёт своё положение последняя звезда и упадёт последняя капля крови, тогда те, кто спал мёртвым сном, восстанут, и смерть своим саваном накроет пустоту…».
Да-да, а Император и Его Легионы будут в молчании за этим наблюдать и совершенно ничего не предпринимать. Про святую Мать Церковь и Ордена Ее, бездействующие при этом непотребном богохульстве лучше и не вспоминать, так пусть и до мысленного, но тем не менее, богопротивного и кощунственного падения в ересь недалеко!
Леонардо фыркнул на свои мысли, сдувая с губ и подбородка мыльную пену, и обвел ищущим взглядом помещение мыльни. Что-то было не так. Вроде бы все как всегда — масляные светильники, бедные светом в жарком тумане, жгуче нагретый пол мыльни, в меру горячая вода, мыльный раствор в малой чаше назойливо отдает запахом жасмина. Мыльник и массажист неподвижно замерли у лавки с чистой одеждой в ожидании приказаний господина. Все по-прежнему, все так и не так, не так как должно быть.
Леонардо еще раз осмотрел неожиданно потяжелевшим взглядом помещение, словно давя, вминая в камень пола и стен все, на что падал его взор. Светильники, малая чаша, столик, кувшины с водой и вином, лавка с полотенцами и одеждой, стоящие рядом с ней мыльник и массажист. Они стоят… Они стоят в его присутствии!
Пальцы Леонардо впились голодными вампирами в керамические бортики ванны, он стремительно подался вперед, выплескивая воду через края и сквозь перехваченное яростью горло, выдавилась опаляющая лава гневных слов:
— Как вы смеете стоять в присутствии моем?! На колени, низшие!
Мыльник и массажист испуганно и ошарашенно переглянулись, и тут же одновременно упали на колени одним ломаным движением, будто их дернул незримый кукловод за невидимые нити. Мертвенная бледность ужаса залила их лица молоком тумана и Леонардо ощутил, как внезапная ярость медленно его отпускает, а пламя гнева ворча и недовольно ворочаясь затихает в глубинах сердца. Все стало правильным, все стало так, как и должно быть.
— Не забывайтесь, низшие — расслабленно буркнул Леонардо, отцепляя пальцы от краев ванны и вновь отдаваясь ласковым объятьям горячей воды.
А затем он удивил себя еще раз — с внезапной, и честно признаться, немного пугающей его самого ненавистью вырвал из тульи шляпы белоснежные перья горной цапли. И сменил свою верную, привычную руке простую дагу без глупых ненужностей в виде драгоценных камней, на вычурную, с рукоятью оплетенной золотым шнуром и оголовьем, украшенным теми самыми драгоценными камнями. Не остался он доволен и шпагой — ультимативная и необъяснимо твердая уверенность, что рукоять шпаги должна быть длиннее не менее чем на четырнадцать сантиметров не отпускала его. Очень удобно для двойного хвата рукояти при использовании четвертой формы боя Джем-со или более предпочтительной для него Джуйо. А вот сталь неплоха, но все же требует дополнительной обработки алхимическими составами и насыщением неведомой Силой.
Леонардо мысленно издал короткий смешок — какие забавные названия Джем-со, Джуйо! Они скорее подходят для кондитерского лакомства, чем для неведомых стилей боя. Которые, тем не менее, ему необъяснимо знакомы и которыми, он в этом совершенно уверен, превосходно владеет. Только оружие у него не совсем то, но воин сражается тем, что у него в руках и если он потерпел поражение, то виновато не оружие, а рука держащая его.
