Мэри Стюарт - День гнева. Принц и паломница
— «Мне отмщения и аз воздам», — сказал Господь, — мягко процитировал герцог.
— Господин, если ты хочешь этим сказать, что я должен предоставить этого демона Марча Божьему гневу…
— Гнев Господень уже пал на него. Вот что я хотел сказать. Я узнал об этом, как только мы пристали в Гланнавенте. Короля Марча поразил тяжкий недуг, и, говорят, ему не дожить до конца года. Тебе нет нужды мстить, ему. И от этой клятвы ты свободен и с честью.
Потеряв дар речи, Александр уставился на герцога. Потом, позднее, будут и облегчение, радость, бурлящая энергия свободы, но сейчас свобода показалась Александру пустотой. Эхом в голове его отдавался вопрос: что теперь? Все еще искать Друстана на суровом и холодном северо-востоке? Зачем, если Марч умирает? Или повернуть на юг, отыскать долгую дорогу в Камелот, чтобы, быть может, присоединиться к Верховному королю в войнах, что будто грозовые облака проносились по континенту? Или, в чем он видел теперь наименее привлекательный выход из всех, вернуться домой к малости, да, малости, Крейг Эриэн и любящему, но не терпящему возражений правлению матери?
А Алиса? Его мечты, казавшиеся такими прочными и сияющими, развеялись в этой беседе как туман. Герцог был добр, но какой отец примет его сватовство после всех этих недель в Темной Башне? Честь требовала признаться во всем, и честь теперь — все, что ему осталось.
Герцог говорил снова:
— Похоже, Марчево королевство, Корнуолл, может достаться тебе по закону, если ты когда-либо предъявишь свои права на него. Станешь ты это делать?
Александр помедлил, но потом решил сказать правду:
— Не знаю, Едва ли. Мать рассказывала мне кое-что об этой суровой земле и о не менее суровых соседях. И после стольких лет эта земля мне чужая.
— Так, значит, ты вернешься в этот Крейг Эриэн, чтобы пестовать там свои земли?
— Полагаю, что так. Хотя, с хозяйствованием там Барнабаса и моей матери, в этом нет особой нужды.
— Раз так обстоят дела, я мог бы найти применение твоему мечу, Александр, — сказал герцог.
Тон его был небрежен, почти сух. Понадобилось несколько долгих секунд, чтобы смысл его слов дошел до молодого человека.
— Ты имеешь в виду на своем пути домой? Или… или в самом Замке Розы? Служить тебе там?
— И то, и другое. Что рассказала тебе моя дочь о своем доме?
— Только то, что это самое прекрасное место на земле и что оно вместе с тобой, мой господин, безраздельно царит в ее сердце.
— И что я вскоре ступлю на стезю, к которой давно стремился, на стезю уединения и молитв? На стезю святой жизни?
— Она упомянула об этом, когда мы разговаривали впервые, но, не зная тебя тогда, я не обратил на это должного внимания.
— Тогда слушай теперь. Есть вещи, которые ты должен узнать, прежде чем я смогу принять твою службу. У меня есть наследник, младший сын давно умершего кузена. Старший его брат владеет поместьями на Севере, у этого же земель нет. Перед тем как отправиться в Тур, я послал ему письмо, в котором предложил встретиться и поговорить о браке. Он тогда был в чужих краях, я не знал, где именно, но теперь, думается, знаю. Так вот, я намеревался возобновить этот разговор, как только вернусь домой. — Пауза, — Ты, наверное, слышал, что случилось. Несколько дней, назад я получил известие о том, что этот человек уже прибыл в Замок Розы с десятком своих бойцов и уже видит себя — если верить моим слугам — господином всего. — Еще одна пауза. — И хотя ничего еще не было решено или даже говорено, он мнит себя женихом и вскорости супругом моей дочери.
— Нет! — вырвался у Александра яростный протест. Юный принц взял бы его назад, но герцог только бросил на него быстрый полунасмешливый взгляд.
— Нет. Действительно нет. Хотя он мой дальний родич, его имя не из тех, какое я хотел бы, чтоб носила моя дочь. Как я понимаю, ты его знаешь. Мэдок из Банног Дун.
— Тот самый? — выдохнул Александр.
— Тот самый.
— Так, значит, вот какое дело увело его на Север из Темной Башни?
— Приходится предположить, что да. И ты сказал мне, что Мэдок был послан на Север по какому-то делу королевы. А граф Ферлас принес известие о том, что он «уже вступил во владенье и неплохо окопался». Здесь, я думаю, речь идет о женитьбе, а с ней — и о праве распоряжаться Замком Розы.
— Но какое дело до него королеве? Иметь там своего человека, который контролировал бы крепость в самом центре Регеда?
— Об этом мы можем только гадать. Но думаю, в силу необходимости твоя догадка верна.
— И он уже там! Вступил во владение! Скажи мне, господин, смог бы граф Мэдок удержать против тебя твой замок? Смог бы он предотвратить твое возвращение?
— В этом я сомневаюсь. У него с собой только несколько человек, и никто из моих ему против меня не поможет. Пока он понятия не имеет, что мне известны его планы. Он, должно быть, все еще ожидает быть принятым как обещанный супруг моей дочери. Но если он откажется удалиться, когда я попрошу его, и если он призовет своих союзников — что ж, я старый человек и теперь еще слегка недужный, и я страшусь того, что может статься с моими людьми.
— И потому тебе нужен мой меч. Разумеется, он твой! — проговорил Александр с какой-то нетерпеливой яростью. — Но как же госпожа Алиса? Брак по сговору, брак, о котором столько было говорено, но на который так и не было согласия? Она ни словом о нем не обмолвилась, даже когда… я хотел сказать, она будет… она согласилась?
— Да, она дала свое согласие, поскольку видела в этом свой долг. Но тот, — с улыбкой произнес герцог, — который отринула без сожаления. Говорилось и о другом браке, сама Алиса говорила о нем. Она говорит мне, что намерена выйти за тебя замуж. С твоего согласия, разумеется. Нет, мой мальчик, не отвечай. Выдохни и выпей еще вина.
34
Их обвенчали два дня спустя в монастырской церкви утром еще одного чудесного летнего дня. Сам аббат Теодор венчал их. С того времени, как его хватил удар, герцог в этот день впервые покинул внутренний покой аббата. И хотя двигался он намного медленнее, чем раньше, Ансерус уже достаточно окреп, а радость и облегчение такого случая вместе со счастливым лицом дочери вернули его глазам почти юношеский блеск. К алтарю юную пару сопровождало серьезное дитя в белой рясе послушника. Александр еще не встречал этого ребенка, который, как дали ему понять, и был Хлодовальд, франкский принц, прибывший из Тура вместе с герцогским кортежем и привезший с собой реликвию, называемую грааль, для сохранения здесь, в обители Святого Мартина.
За церемонией последовало краткое богослужение и благодарственная молитва, после чего юная пара отправилась завтракать с аббатом, герцогом и принцем Хлодовальдом в приемной аббата, в то время как за окнами герцогская свита готовилась к возвращению домой. Делалось это, пожалуй, вопреки советам госпитальера, но герцога заботило положение в замке и потому он даже согласился проделать путь в носилках Алисы. Она, в свою очередь, была рада скакать верхом подле своего супруга в этой слишком долгой дороге домой.
Слишком долгой потому, что, как все согласились без слов, с завершением брака придется подождать, пока они не достигнут Замка Розы. Монастырь — едва ли подходящее место для брачной ночи, а постоялых дворов по пути было немного, и ни один из них никто бы не счел уместным. Ради Ансеруса придется проделать путь медленно, по меньшей мере с одной остановкой на ночь, так что было далеко не ясно, сколько миль кортеж сумеет преодолеть, прежде чем придется остановиться и расположиться на ночлег. Более того, с точки зрения Алисы, казалось совершенно законным и правильным, что будущий господин Замка Розы вступит во владение ею и ее возлюбленным домом в самом этом доме.
Письмо было послано вперед с нарочным, чтобы предупредить обитателей замка о приезде хозяев. Не более того, ни слова о свадьбе. Этого короткого послания должно было быть достаточно, чтобы все те, кто держал земли от замка, собрались с работниками поместья, как делали это обычно, чтобы приветствовать возвращение герцога. Старый герцог намеревался немедля объявить им о свадьбе их госпожи, а затем всенародно представить их нового господина.
Даже зная, что это станет тяжелым ударом для графа Мэдока, герцог Ансерус не чувствовал себя перед ним обязанным: в конце концов, они всего лишь обменялись письмами весной. Ни одна из сторон не связала себя словом, а то, как высокомерно и преждевременно граф попытался присвоить себе поместье, послужит лишь двойной гарантией того, что люди поместья и соседи герцога поддержат его Желание избавиться от незаконного претендента. Как бы ни был разочарован и рассержен Мэдок, он мало что мог сделать, будучи гостем замка и имея при себе лишь горстку собственных солдат. Ансерус, который никогда в своей жизни не боялся никого, не боялся молодого родственника и теперь. Возможно, прозвучат гневные слова; может даже, возникнет разговор о нарушенном обещании, но этому можно будет противопоставить намного более опасное слово — измена. А после этого что останется Мэдоку, как не признать свершившийся факт, объявить Моргане о своей неудаче и убраться восвояси, чтобы плести заговоры против мира в королевстве, сознавая, что все замыслы его и королевы давно известны и в любую минуту о них может быть донесено Верховному королю.
