Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола
Казалось, будто он не по-английски, а русским языком великим глаголет от всего сердца. На площади Красной возглашает с лобного места. Казнит проклятых городских обывателей-американофобов, не милует…
Все же, как бы он ни горячился, Сан Саныч ясно и последовательно излагал свою аргументацию, системно анализируя многочисленные характерные примеры из российских средств массовой информации и художественной литературы, изданной в России за последние 10–15 лет.
Попутно с некоторыми характеристическими образчиками книгоиздательской американофобии оказался знаком и мистер рашн америкэн Бармиц. Он и собственных-то примеров из горячих теленовостей и дебатов немало подбросил мистеру райтеру Сэнди.
Оба они неистово вошли в раж, всуе поминали Бога, рьяно перебивали друг друга, пока опять в ажиотаже припоминали террористическую атаку треклятых американофобов 11 сентября 2001 года.
— …Боже мой! Какой-то московский лох сердобольный, заявил, что американцев-де ему жалко, а вот Америку нет…
— …Тогда этот демократический, прости, Господи! охломон из Госдумы усмотрел в евангельской парафразе "кто не с нами, тот против нас", прозвучавшей в программной речи президента Буша, нечто фашистское…
— …О, Господи! Девять, слэш, одиннадцать стала линией перемены исторических дат. Она ввела новые геополитические координаты, джентльмены…
Разошедшиеся, не на шутку раздухарившиеся старички Булавин с Бармицем несколько озадачили двадцатилетнего Филиппа, не сразу взявшего в толк датировку девять, дробь, одиннадцать.
С приведенными же ими фактами и аргументами ему все было более-менее ясно. Однако он не понимал их стариковский задор, запал и заинтересованность пустопорожним разгребанием публичной грязи.
"Зачем, скажите на милость, регулярно смотреть на помоечные вести, времена, панорамы по телевизору, мусолить вымазанные черной типографской краской газетные полосы, перелопачивать макулатуру в бумажных обложках?
Неужто им это взаправду интересно, когда есть вещи более занимательные, чем грязная политика и дерьмовая массовая культура?
Пожилой возраст, наверное, на них так сказывается. Или, быть может, воздух деревенский, отдающий навозцем и лошадиным потом?.."
— 4 —
Коли правду писать, в гужевой упряжи Филипп Ирнеев по городской жизни не очень разбирался. В двуколку шуструю сивую кобылицу ему запрягал конюх-мексиканец, когда кабальеро дон Фелипе любезно вызвался отвезти почтенного дона Санчес-и-Санчеса к Валье-де-Лаго-Саладо. Она же по-техасски Солт Лэйк Вэлли, где остановился на временное жительство эстимадо эскритор русо.
— Арре! йегуа карретера! — умеючи взял в руки вожжи дон Фелипе. — Арриба, Русья!
Тем временем высокочтимый русский писатель Сан Саныч по дороге к себе в Долину соленого озера, блаженно попыхивая сигарой, непринужденно возобновил послеобеденную беседу, покойно усевшись побок с возницей:
— Сказать по совести, мой друг, в прямом общении стопроцентные белые американцы меня порой утомляют не меньше чистопородных иудеев общей для них себялюбивой шаблонностью мышления в прагматических вопросах людского бытия. И в однобоких катафатических молениях о сухой корке материального хлеба насущного, они так же одноименно забывают о пресуществлении чаши Христа Спасителя.
Бог им судья и Святой Грааль. Скажем, израилитов-христопродавцев всем кагалом Господь сподобил на тысячелетнее рассеяние. Страха ради иудейска…
Тогда как Америку и американцев благословил тем, что собрал совокупно массу богобоязненных колонистов в Новом Свете, наделив их дикими землями, далеко не обетованными в преданиях ветхозаветных. Не реками, текущими молоком и медом, они встретили первопоселенцев-пионеров, но тяжкими трудами, горестями, лишениями в лесах и пустынях, населенных зверьми и дикарями-язычниками.
Почему американцы, не при американофобах будь сказано, ныне являются богоизбранной нацией, а США бесспорно лидируют в нашей христианской цивилизации, недостаточно объяснять новозаветным свидетельством о последних, дивно становящихся первыми.
Неисповедим и удивителен Промысл Божий, направляющий род-племя людское, мой рыцарь Филипп. Вместе с тем мы видим, как благоденствие народов зиждется на их совместных помыслах духовных.
Взять по отдельности каждого американца, ежели присмотреться к его индивидуальной душевной глубине и полноте, так он непременно предстанет пред нами вовсе не рубахой-хорошим-парнем, коим ему желательно казаться, но близко-близко к нательной сорочке пройдошливым прагматиком, сугубым индивидуалистом, ушлым себялюбцем, шагу не сделающим никуда без того, чтобы не учесть сиюминутные собственные выгоды и преференции.
Куда такому-сякому индивидууму помышлять о христианской нравственности и непреходящих моральных ценностях?
Однако стоит сойтись вместе хотя бы двум американцам, как тут же они оба дивным образом становятся богобоязненными людьми. В совокупности уже трое-четверо янки в северо-восточных штатах или же дикси в южных, некогда пионеры в диких западных краях немедля осознают, что есть хорошо и что плохо в их коллективном национальном самоопределении.
Чем больше американцев объединяются в единую общину, графство, штат, в нацию, наконец, тем в большей мере они руководствуются Божьими заповедями. Тем легче им сообща отделять овец от козлищ, становясь в коллективе высоконравственными людьми.
Ибо в своем человеческом сообществе памятуют они о том, что те, кто не с Богом, суть против Него.
Потому и говорят они на едином языке христианской морали и Божьих заповедей. Не возводят они богопротивную Вавилонскую башню, но сам Господь-Вседержитель помогает им державно обустраивать североамериканский континент наподобие сего техасского ранчо, мой друг. И поелику возможно понуждает их великодержавно перестраивать современный мир за морями и океанами.
Северомериканцы от Бога суть коллективисты. Тем они и отличны от безбожных советских коммунистов, извративших самую сущность человеческого коллективизма. Не богомерзкая гуманизирующая политика и сатанинская антропоцентрическая идеология объединяют народы, но боговдохновенное слово и помыслы богобоязненные.
По природе, в силу исторических обстоятельств американцы суть закоренелые жестоковыйные изоляционисты. Без малого два столетия тому назад доктрина президента Монро не на пустом месте возникла, а с целью защитить внешние границы, как дальновидная реакция на доморощенный изоляционизм и пораженческую обособленность.
