Эрик Эддисон - Червь Уроборос
Юсс произнес:
— Храни нас Небеса, чтобы это не оказалось лишь сладкой золотой мечтой, и завтра мы не проснулись и не обнаружили, что она улетела.
— С ним, — продолжала королева, — идет, погрузившись в тесную беседу, словно разговаривающий со своим господином слуга, некто с длинной черной бородой, курчавой, будто овечья шерсть, и лоснящейся, как вороново крыло. Бледен он, как луна в дневные часы, строен, с тонкими чертами лица и огромными темными глазами, а нос его загнут, словно серп, и выглядит он мягким и грустным, но благородным.
Лорд Брандох Даэй сказал:
— Не видишь ли ты кого-нибудь, о королева, в покоях, что находятся в восточной галерее над внутренним двориком замка?
Королева отвечала:
— Я вижу высокую спальню, увешанную гобеленами. В ней темно, и лишь два канделябра с множеством пылающих свечей стоят перед огромным зеркалом. Я вижу стоящую перед зеркалом леди с королевской короной из пурпурных аметистов в густых волосах, что имеют цвет кончиков язычков пламени. Из-за двери позади нее входит мужчина, раздвигая в стороны тяжелые портьеры. Это крупный человек, и выглядит он как король в своей огромной мантии из волчьих шкур и рубахе из коричневого бархата с золотыми украшениями. Его лысая голова обрамлена седыми кудрями, а его густая борода с седыми прядями выдает, что он уже миновал свой расцвет; однако пыл юности сияет в его горящем взгляде, а в поступи — юношеская энергия. Она оборачивается, чтобы поприветствовать его. Она высока, и молода, и прекрасна, и горделива, и миловидна, и также весьма отважна, и весела, если вид ее не обманчив.
Королева Софонисба прикрыла глаза и промолвила:
— Господа мои, я больше ничего не вижу. Кристалл заволакивается изнутри, будто пеной в водовороте в дождливую погоду. Глаза мои устали вглядываться. Давайте поплывем обратно, ибо ночь на исходе, и я утомилась.
Но Юсс остановил ее и сказал:
— Позволь мне еще немного помечтать. Неужели двойной столп мира, ту его часть, которую мы, слепые орудия непостижимых Небес, разрушили, вновь восстановлен? Неужели отныне мы, я и он, всегда, всегда будем продолжать наше, его и мое, вечное и бессмертное соперничество за право быть властелинами всей земли? Если это лишь иллюзии, о королева, то ты поразила нас горечью в самые сердца. Не видя и не мечтая, мы бы смогли обойтись без этого, но не теперь. Однако, как стало возможным, чтобы Боги смягчились и годы обратились вспять?
И королева заговорила, и голос ее был подобен сгущающимся вечерним сумеркам, мерцающим скрытым великолепием, будто предвестьем пробуждающегося звездного света за темнеющей синевой.
— Этот король, — промолвила она, — в своей злобе и нечестивой гордыне носил на своем большом пальце подобие червя Уробороса, которое означало, что его королевству никогда не придет конец. Однако когда пришел назначенный час, он был низвергнут в глубины Ада. И если теперь он вновь вознесся и дни его продолжились, то произошло это не благодаря его достоинствам, но ради вас, господа мои, которых любят Всемогущие Боги. Потому прошу вас овладеть собой и ненадолго предаться смирению перед высочайшими Богами, и не говорить ненужных слов. Давайте поплывем обратно.
* * *Заря уже протянула свои золотые пальцы, но лорды Демонланда долго оставались в своих постелях после своего ночного бодрствования. Около третьего часа до полудня великий приемный зал заполнился людьми, и трое братьев воссели на свои троны, как сидели они четыре года назад, меж золотых гиппогрифов, а подле них были поставлены троны для королевы Софонисбы и лорда Брандоха Даэй. Королева уже видела всю красоту и великолепие Гейлингского Замка, но доселе не бывала в этом приемном зале; и весьма дивилась она бесподобным красотам и диковинам, гобеленам и резьбе на стенах, прекрасным картинам, сиявшим собственным светом светильникам из лунного камня и карбункулам, чудовищам на двадцати четырех колоннах, высеченным из драгоценных камней столь крупных, что их едва могли обхватить руками два человека, и созвездиям, пылавшим на том небосводе из ляпис-лазури под золотым пологом. И когда они осушили кубки во славу лорда Юсса, пожелав ему долгих лет, радости и вящего величия, королева взяла небольшую кифару и сказала:
— О господин мой, я спою сонет тебе, и вам, господа мои, и обрамленному морями Демонланду.
С этими словами она ударила по струнам и запела своим кристальным голосом, столь чистым и нежным, что все в зале восхитились его красотой:
Сравню ли с летним днем твои черты?
Но ты милей, умеренней и краше.
Ломает буря майские цветы,
И так недолговечно лето наше!
То нам слепит глаза небесный глаз,
То светлый лик скрывает непогода.
Ласкает, нежит и терзает нас
Своей случайной прихотью природа.
А у тебя не убывает день,
Не увядает солнечное лето.
И смертная тебя не скроет тень —
Ты будешь вечно жить в строках поэта.
Среди живых ты будешь до тех пор,
Доколе дышит грудь и видит взор.[112]
Когда она закончила, лорд Юсс величаво поднялся и поцеловал ее руку со словами:
— О королева Софонисба, питомица Богов, не стыди нас хвалами, что слишком высоки для смертных. Ибо хорошо ведомо тебе то единственное, что может принести нам счастье. И не следует думать, будто виденное нами прошлой ночью у Лунного Истока, и впрямь окажется правдой: скорее было это сном или ночным видением.
Но королева Софонисба ответила:
— Господин мой Юсс, не оскорбляй щедрость благих Богов, дабы не разгневались и не забрали ее назад Они, что даровали с этого дня вам, демонландцам, вечную юность, неубывающую силу и боевое искусство, и… но слушай! — воскликнула она, ибо у ворот прозвучала труба: три пронзительные ноты.
При звуке этой трубы лорды Голдри и Спитфайр повскакали со своих мест, хватаясь за мечи. Лорд Юсс стоял, уставившись перед собой, будто насторожившийся олень. Лорд Брандох Даэй неподвижно сидел в своем золотом кресле, не меняя своей расслабленной изящной позы. Но вся его фигура словно озарилась готовой возродиться деятельностью, как мерцает и растет в небесах источник света на восходе. Он взглянул на королеву, и во взгляде его была безумная догадка. Слуга, послушный кивку Юсса, заторопился прочь из зала.
Ни звука не раздавалось в этом великом приемном зале в Гейлинге, пока через минуту слуга не вернулся с пораженным лицом и, поклонившись Юссу, не промолвил:
— Господин, это Посол из Витчланда со своей свитой. Он требует немедленной аудиенции.
