Дэйв Волвертон - Братство волка
Они строили на южном берегу озера какие-то громадные купола. Теперь же, закончив, опустошители принялись подталкивать их к воде, и Роланд понял, что не купола это вовсе, а корабли — огромные корабли без весел и парусов, сделанные в виде половинок ореховой скорлупы.
Плакальщики заспешили, продолжая — камень за камнем надстраивать борта этих кораблей.
Роланда сковал холодный ужас. Прежде казалось, что опустошители не обращают на Каррис никакого внимания.
Но теперь стало понятно, что они, так же, как и Радж Ахтен во дворе крепости, готовятся к атаке.
На западе равнины они по-прежнему рыли норы. Уже всю разоренную землю покрывали оспинки входных отверстий с приподнятым для чего-то северным краем.
День близился к вечеру, и Роланд чувствовал себя все хуже. Сам воздух в Каррисе сделался каким-то душным, пах гнилью. У Роланда разболелась голова, сосало под ложечкой, усталость буквально валила с ног. Кое-кто из защитников начал потихоньку плакать, стараясь скрыть это от остальных.
Те, кто был покрепче, для поддержания духа своих товарищей осыпали опустошителей ругательствами и придумывали смешные названия для их странных сооружений.
Изогнутая каменная башня на юге, похожая не то на рог нарвала, не то на исполинский шип, постепенно росла. К середине дня она достигла высотой примерно восьмисот футов, а строительство все продолжалось. Горная колдунья дважды поднималась на нее, проверяя, как идут дела. Люди заметили, что башня напоминает чем-то половой орган самца-опустошителя, и прозвали ее «Башней Любви».
Место на берегу озера Доннестгри, где строили корабли липучки и плакальщики, получило название «Каменные верфи».
«Деревянной горой» стала груда бревен, кольев и вырванных с корнями деревьев. А норы на северо-западе с особым удовольствием прозвали «Трущобами лорда Палдана».
Но из всех мерзостей, созданных опустошителями в этот день, самой отвратительной была руна зла на Холме костей. Там трудились не какие-нибудь плакальщики. Они только вытаскивали землю, оставшуюся от рытья траншей, и носили дерево липучкам. Это наводящее ужас сооружение строили маги, головы которых были разукрашены рунами.
Руна все разрасталась, постепенно наливалась силой, источая зловещий дым. Линии ее извивались и переплетались, подобно змеям, свившимся в клубок. Она была страшна, как сами маги-опустошители, противоестественна и ужасна.
Стоило Роланду взглянуть на нее, глаза у него начинали буквально вылезать из орбит. Глазные мышцы схватывало судорогой, и невозможно было сфокусировать взгляд. И когда он наконец отворачивался, кожу лица жгло так, что он невольно принюхивался, боясь, что почует сейчас запах собственной горящей плоти.
Но действие, которое руна производила на людей, было, как оказалось, только частью ее силы. Ибо когда строительство ее приблизилось к завершению, вокруг Холма костей стало происходить нечто ужасное — те немногие кусты и трава, что еще уцелели у его подножия, внезапно задымились и начали умирать.
Трава посерела и поникла. Ветви миндальных деревьев под стеной, где стоял Роланд, медленно скрючились. Листья на них покрылись волдырями и начали опадать.
Роланд окинул взглядом всю равнину. На севере, юге и западе на протяжении многих миль трава и деревья умирали, испуская пар.
Холм костей защитники замка переименовали в «Трон Злосчастья». Сам же Каррис, невесело шептались они, вполне можно назвать «Загоном для скота». Роланд подумал, что народу в городе хватит, пожалуй, чтобы прокормить чудовищ несколько месяцев. А может, и меньше — они все еще продолжали подходить с юга. И каждый в замке уже представлял себя в виде блюда на их пиршественном столе.
Он посмотрел с надеждой на восток, в волны озера, на которых играло бледное солнце. Никаких лодок было не видать. Тогда Роланд начал тренироваться быстро выхватывать меч из ножен.
Опустошители все что-то строили. Но не нападали.
— Может, не будут нападать, — рискнул высказаться Роланд. — Может, им что другое нужно…
— Их притягивает Холм костей, — сказал стоявший позади него фермер, тощий мужичонка с козлиной бородкой. Из оружия у него была только мотыга. Роланд уже знал, что зовут его Мерой Благодум.
— Почему вы так думаете? — спросил Роланд.
— Мертвецы там, — сказал фермер. — На .холме этом воевало и погибло народу больше, чем в любом другом месте Рофехавана. Там пролилось столько крови, что земля стала отравленной, в самый раз для черного колдовства. Герцог даже думал, вдруг там образовался кровяной металл, пытался отрыть. Думаю, потому они сюда и пришли — чтобы выложить эту руну на земле, пропитавшейся человеческой кровью.
Благодум умолк, а барон Полл нахмурился.
— А я думаю по-другому. Они передают нам послание.
— Послание? — скептически переспросил Роланд. По его мнению, опустошители пытались при помощи своей искаженной магии просто отравить защитников Карриса. — Опустошители не умеют говорить.
— Умеют, — возразил барон, — только мы их не понимаем. Они говорят особым способом.
— И что же они говорят? — спросил Роланд. Барон Полл показал рукой на равнину. Насколько видел глаз, вся местность вокруг Карриса была разорена и изуродована. Селения, фермы, изгороди и даже крепости — разрушены и растащены. Уже дымились деревья на холмах в пяти милях от замка.
— Разве ты не можешь прочесть? — спросил барон. — Ведь это проще, чем человеческие письмена: «Ваша земля стала нашей. Ваши дома — это наши дома. Ваша пища… вы теперь наша пища. Мы заняли ваше место».
Внизу во дворе воины Радж Ахтена тем временем сели на коней. Боевые копья их казались сверху сверкающими иглами.
— Открывайте ворота! — прокричал Радж Ахтен, заняв место во главе отряда. Залязгали цепи, и разводной мост начал опускаться.
Глава 49
Погоня
Аверан не заметила, как заснула. Разбудила ее Весна, поднявшись и стащив с нее теплый плащ. Зеленая женщина принюхивалась к ветру и дрожала от возбуждения.
Во сне девочку мучили непонятные видения Подземного Мира.
Было холодно. Все небо покрывали тучи. Моросил мелкий дождь. Среди прочего Аверан приснилось, будто граак принес в гнездо протухшего козла, как это порою бывало, и Бранд велит ей выбросить эту гадость.
Она протерла глаза. И увидела, что пока она спала, все папоротники вокруг умерли. Обвисли, словно мягкие серые тряпки, мокрые и унылые. Поникли ветви деревьев, виноградные лозы, даже мох под ее пальцами увял, словно всю зелень побил какой-то неслыханный мороз. В воздухе стоял густой запах гнили.
Словно проклятие пало на землю, и на девочку оно как будто подействовало тоже. Она чувствовала себя больной и слабой. Во рту пересохло.
