Людмила Ардова - Путь дипломатии
Но, похоже, у нашего набларийца дела пошли из рук вон плохо, если он стал в спешке вывозить из столицы все свои капиталы, не опасаясь приблизиться к границе враждующих королевств.
Эти деньги мы рассматривали как военную добычу. Боюсь, Рантцергу в случае нашей победы придется расстаться с имением Тарэйн. И меня это обстоятельство нисколько не огорчало — я никогда не прощу набларийцу унижения, которому он пытался подвергнуть меня.
Граф Болэф поручил Аньяну переправиться на фергенийский берег и отбивать возможное вторжение на наиболее благоприятном для этого участке берега, взяв на помощь людей Волка. Мы попрощались, пожелав друг другу удачи в бою. Аньян уехал со своими людьми в портовый городок Ведамо, а я остался ждать в Тарэйне подхода ларотумцев.
Цирестор подтянул оставшиеся войска к первым отрядам, занявшим приграничные земли. Они блокировали главную дорогу, по которой рассчитывал продвигаться Сат. Он даже не предполагал, что армия фергенийцев готова встретить его далеко за пределами Мириндела. Люди, посланные им в разведку, были схвачены нашими дозорами. И, таким образом, Сат был вынужден продвигаться вслепую.
Приближался решающий момент, наши лазутчики доложили, что к утру Сат будет недалеко от стен Тарэйна. И тут должно состояться решающее сражение. Он рассчитывает напасть на нас неожиданно.
Ее величество расположилась в замке Тарэйн и упрямо не желала возвращаться в Мириндел. Все мои уговоры вызывали у нее только досаду. До решающего момента осталось совсем немного, но чем ближе становилась развязка, тем сильнее становилось напряжение. От ожидания, которое всегда действует на нервы, я снова начал читать.
Я раскопал в потрепанном сборнике произведение квитанского трубадура Тилона, времен Оматиуса Белого. Мне показалось, в нем было что-то, словно о нас с Гиликой.
Я повстречал ее в конце пути,
Во время бури жизнь горела ярко.
Хотел я мимо, стороной пройти,
Но потерял себя в ее объятьях сладких.
Она была проста и совершенна,
Полна любви и тяги колдовской.
В глаза мои доверчиво, как серна,
Смотрела, чтобы вечно быть со мной.
Она любила и боготворила
Здесь каждый миг, что создан был для нас,
Она на крыльях нежности парила!
Она мне жизнь сияньем озарила,
Она меня спасла и опалила
Лучистым взглядом темных, словно небо, глаз.
Я прочел его Гилике, а она, смеясь, назвала меня сумасшедшим. Что ж, так и было! Я сошел с ума от любви. Так и сказал ей.
— Нет, Льен, ты никогда не потеряешь себя настолько, чтобы забыть о долге и твоей цели.
— Что моя цель значит без тебя? — сказал я.
Она только головой покачала.
Ночь накануне сражения мы с Гиликой провели вместе — она заснула в моей постели. Чудесные волосы ее темной волной закрыли подушки, и я играл волнистыми прядями, прижимая к губам. Нежный запах Гилики, гибкое как у кошки тело и дивная кожа нежнее шелка — все было прекрасно. Обладание любимой женщиной сводило с ума. Но я не мог в открытую наслаждаться своей победой: пока меня не признают в Римидине, я буду всего лишь тайным возлюбленным и не больше. Я должен стать равным ей и завтра будет сделан первый шаг на пути к этому. Не дожидаясь рассвета, я покинул замок, направляясь к остальной армии.
Глава 13 Черное озеро и битва под Тарэйном
После проигранной войны с Гэродо под предводительством герцога Моньена король, едва пережив этот позор, уже не мог доверить армию герцогу во второй раз. Но и Бленше, на которого он прежде рассчитывал, все еще был прикован к постели.
Долгое время Авеиль выхаживала графа Бленше, а когда ему полегчало, стало известно, что коннетаблем назначен граф Сат. Бленше был уязвлен — король предпочел ему другого командира. Война с Фергенией началась без него. А граф был готов подняться и идти в бой прямо на костылях.
Мать появлялась в его доме с регулярной настойчивостью и сыпала проклятия на голову Авеиль, называя ее то ведьмой, то колдуньей.
— Из-за этой несносной женщины ты лишишься карьеры, о боги! — взвывала она, — ты лишишься головы! Дружба с Турмоном едва не погубила тебя, а вот новая напасть — посланница тьмы, демон в юбке послана тебе на погибель.
Авеиль держалась на расстоянии и как будто ждала, когда он сделает первый шаг.
Кробос направил в Фергению, по его словам, для усмирения Цирестора, два гвардейских полка, и четыре роты лучников, считая, что этого будет более чем достаточно, чтобы справиться с непокорным народом.
Его позиции оказались подорваны войной с провинциями и он, разумеется, рассчитывал преуспеть в новой войне, но не обладал достаточными силами для широкомасштабных действий.
Сенбакидо и Гэродо, несмотря на заключенный с ними мир, не пожелали принять в новой войне участие на стороне Тамелия. В бессильной ярости ему пришлось с этим смириться. Маркиз Фэту и Гиводелло, вообще, отговаривали его от нового похода, а вот Локман, Валенсий и Сав напротив — убеждали в его необходимости.
И хотя шпионы донесли ему о союзе, заключенном Цирестором с Гартулой, он не придал их сведениям серьезного значения. Он слишком долгое время играл этими странами, стравливая между собой, чтобы поверить в их дружбу, и теперь не видел причин для волнения. А Гилика все еще была для него залогом победы. Единственное, что ему было не по душе это то, что она покинула Гартулу и направилась в Фергению, но ее поступок он объяснял лишь желанием повидать родных. Поездка в Акабуа вполне понятна — ведь Гилика стала эрцгерцогиней, а значит — теперь настала пора платить долги. Но Гилика уже давно ничего не сообщала ему. Тамелий начал думать, что, возможно, ей кто-то пытается помешать исполнить долг перед своим благодетелем, и он снова послал к ней герцога Моньена. Как мы уже знаем, самоуверенность и на этот раз подвела короля, он стал терять чутье.
У Локмана нашлись свои причины, чтобы втянуть Тамелия в новую войну. В его руках были "ключи" к министерствам, особенно к казначейству, а любая война — это в первую очередь деньги. Советник решил поживиться на ней.
Валенсий мечтал отомстить Гартуле и Фергении за разрушенные храмы и за то, что он лишился большей части своих энергетических источников.
Баронесса Сав использовала этот шанс, чтобы отвлечь короля от нее самой — в последнее время ей все сложнее стало лавировать между многочисленными мужскими "эго", слишком многие хотели ее вывести на чистую воду, желали избавиться от нее. И казной ордена, оказавшейся в ее руках, также мечтал завладеть, по меньшей мере, один человек. А то, что знает один — знают все.
