Мэри Стюарт - Хрустальный грот
Прежде всего я хотела просто сделать свой рассказ понятным. Мне хотелось по возможности избежать такой раздражающей уловки, как словарь в конце книги, когда читатель вынужден отрываться от чтения, чтобы сверять географические названия, или решает читать не останавливаясь и совсем запутывается. Еще хуже приходится неанглоязычному читателю: он ищет в словаре Каллеву, обнаруживает, что это Силчестер, но по-прежнему остается в неведении, пока не обратится к карте. Так или иначе, от этого страдает повествование. Поэтому, когда мне предоставлялась возможность выбора, я пыталась использовать то название, которое сразу бы давало читателю представление о географическом положении этого места: для этого я иногда пользовалась приемом, дающим возможность рассказчику приводить несколько названий кряду, вставляя даже современные, когда это не казалось совсем уж не к месту. Вот пример: «Маэсбели, возле Крепости Конана, или Каэрконана, которую иногда называют Конисбургом». В других местах я выбирала то или иное название произвольно. Совершенно очевидно, что в романе, написанном на английском языке, который, однако, в воображении читателя должен был быть латынью или валлийским (кельтским языком Южного Уэльса), было бы педантством писать о Лондиниуме, когда речь идет о Лондоне. Упоминая Лондон, Гластонбери, Винчестер и Тинтагел, я использовала современные названия этих мест, поскольку они, будучи средневековыми по происхождению, настолько освящены традицией, что прекрасно вписываются в контекст там, где невозможно ввести современность, скажем, Манчестера или Ньюкасла. Эти «правила», конечно, ни в коем случае не подразумевают критики в адрес других писателей; каждый выбирает форму исходя из своего произведения; а поскольку это всего лишь литературный вымысел, который никто не станет рассматривать как реальную историю, я позволила себе руководствоваться законами поэзии: то, что воспринимается легко и образно и звучит лучше всего, — это и есть наилучший вариант.
То же правило относится и к языку произведения. Рассказчик, излагая свою повесть на валлийском языке V века, использовал бы столько же разговорных элементов, сколько использовала их я; слуги Сердик и Кадал говорили бы на каком-нибудь диалекте, тогда как, например, от королей или пророков в моменты прорицания следовало бы ожидать некоего «высокого стиля». Я намеренно употребила несколько анахронизмов, большей частью описательного характера, и мягкий жаргон для того, чтобы оживить повествование. Короче говоря, я полагалась на наитие, исходя из принципа, согласно которому в основанном на чистом вымысле произведении уместно все, что приемлемо звучит.
«Хрустальный грот» ни на что иное и не претендует. Это не научный труд, и уж конечно, он не может претендовать на серьезную историчность. Серьезному историку, надо думать, и в голову не придет считать его таковым, поскольку он обнаружит, что основным источником для моего романа послужила «История королей Британии» Гальфрида Монмутского[11].
Для серьезного историка имя Гальфрида — это все равно что плевок. Из-под его пера в оксфордском скриптории возникла в XII веке пространная и пикантная «история» Британии, начиная с Троянской войны (в которой сражался «король бриттов» Брут) до VII века нашей эры, причем Гальфрид подгонял факты под свое повествование, а не наоборот, а когда этих фактов не хватало (что случалось на каждой странице), он высасывал их из пальца. С исторической точки зрения, его труд ужасающ, но как авантюрная повесть он просто великолепен и послужил источником и вдохновением дня огромного цикла романов, именуемого «Дела Британии» (Matiere de Bretagne), а также для множества произведений: от «Смерти Артура» Мэлори до «Идиллий короля» Теннисона, от «Парсифаля»[12] до «Камелота»[13].
В центре событий «Истории» — фигура Артура, короля впервые объединенной Британии. Артур Гальфрида — легендарный герой, но с уверенностью можно говорить о том, что Артур был реальным лицом. Я верю, что то же самое относится и к Мерлину, хотя известный нам Мерлин является сборным образом по крайней мере четырех человек: принца, пророка, поэта и механика. В легенде он впервые появляется юношей. На мой рассказ о его детстве повлияла фраза из «Истории»: «источник Галапаса[14], у которого он имел обыкновение бывать» и упоминание о «моем наставнике Блэзе», ставшем в моем романе Белазием. Легенда о Мерлине в Бретани не менее популярна, чем в Британии.
И под конец — еще несколько коротких замечаний.
Матери Мерлина я дала имя Ниниана, потому что так звали девушку (Вивиана — Ниниана — Нимуэ), которая, согласно легенде, соблазнила престарелого волшебника и тем самым лишила его могущества, после чего оставила его запертым в пещере, где он будет спать до скончания времен. Легенда не связывает с именем Мерлина ни одной другой женщины. Зато в легенде (и если уж на то пошло — в истории) прослеживается прочная взаимосвязь между безбрачием, или девственностью, и могуществом, поэтому я сочла обоснованным настаивать на девственности Мерлина.
Многие годы митраизм пребывал в буквальном смысле в подполье. Местное оживление этого культа я постулировала в целях развития сюжета; к тому же причины этого, которые приводит в моем романе Амброзий, кажутся убедительными. Из того, что нам известно о реальном Амброзии, он был в достаточной степени «римлянином», чтобы поклоняться «солдатскому богу»[15].
О древних друидах известно настолько мало, что (по мнению видного ученого, к которому я обратилась за консультацией) их можно считать «законной добычей». То же относится и к мегалитам Карнака (Керрека) в Бретани, и к Хороводу Великанов Стоунхенджа в окрестностях Эймсбери. Стоунхендж был воздвигнут приблизительно в XV веке до нашей эры, поэтому я позволила Мерлину перенести из Киллара только один камень. И в самом деле, один камень в Стоунхендже — самый большой — отличается от остальных. По мнению геологов, он происходит из каменоломен возле Милфорд Хейвн в Уэльсе. Правда и то, что внутри Хоровода есть могила; она расположена несколько в стороне от центра, поэтому я использовала зимнее солнцестояние, а не летнее, на которое ориентирован Хоровод.
Все описанные мной места существуют на карте, за исключением пещеры Галапаса — и если Мерлин действительно спит в ней «в окруженье всех огней и всех чудес своих», то следует предположить, что она невидима. Но на склоне Брин Мирддина действительно бьет источник, а на гребне горы есть могильный холм.
Все сходится к тому, до средних веков нет ни одного письменного упоминания о том, что сокола называли «мерлином», к тому же само это слово, видимо, французское; но его происхождение неясно, и это служит достаточным оправданием для автора, в воображении которого уже возник ряд навеянных им образов еще до того, как была начата работа над книгой.
