Стивен Дональдсон - Сила, которая защищает
– Мореход… – произнес он. – Друг мой… Он настолько ослабел, что не мог на словах выразить то, что необходимо было сделать, надеясь, что Мореход и так поймет его.
– Не беспокойся обо мне, – с новой, спокойной гордостью откликнулся Мореход, как будто, заговорив с ним, Кавенант оказал ему огромную честь. – Томас Кавенант, юр-Лорд, Неверящий, храбрый Владыка Белого Золота, я не желаю другого конца. Делай то, что должен, друг мой. Наконец-то я пребываю в мире. Я стал свидетелем и участником удивительных событий.
Кавенант кивнул, глаза его ослепли от слез. Одним напряжением воли он разрушил цепи, сковывавшие Великана – чтобы тот смог, по крайней мере, спастись бегством, если решит сделать это. И тут же выкинул из головы все мысли о своем Друге.
Он плелся через весь зал на неуклюжих, онемевших ногах и думал о том, что, кажется, нашел ответ. Ответ на вызов смерти состоял в том, чтобы использовать ее, заставить служить своим целям, а не просто стать ее жертвой. Это был не очень хороший ответ – но единственный, который он знал.
Следуя ощущениям, которые посылали его ставшие крайне восприимчивыми нервы, он приблизился к Камню Иллеарт, как будто это был плод дерева познания жизни и смерти.
И тут же угасшая было мощь кольца пробудилась вновь. Между Камнем и кольцом возник огромный бело-зеленый столб; казалось, он был настолько высок, что мог проткнуть небеса. Почувствовав эту силу, рвущуюся наружу сквозь ненужную плоть его существа, Кавенант понял, что это и есть огонь, предназначенный для него; как будто он был ворохом осенних листьев или старой рукописью, которые так хорошо горят. Находясь в центре мощного, быстро вращающегося вихря, он встал рядом с Камнем на колени и положил на него руки, как делает человек, приносящий жертву. Кровь из его распухших, почерневших губ заструилась по подбородку; капая на Камень, она тут же испарялась.
С каждым мгновением противоборство двух сил становилось все мощнее. Точно неукротимое сердце. Камень Иллеарт пульсировал под руками Кавенанта, бездумно стремясь уничтожить его. Кавенант как можно крепче прижал его к груди, тем самым еще раз подтверждая свой выбор. Он не смог убить Порчу, но мог, по крайней мере, уничтожить его орудие разрушения и осквернения; без этого всему, что уцелело после гибели Презирающего, потребовались бы века, чтобы восстановить свою прежнюю силу. Обхватив Камень руками, Кавенант сосредоточил всю волю и силу на том, чтобы уничтожить его.
Бело-зеленый, зелено-белый смерч становился все мощнее и наконец вырвался из Риджик Тоума. Точно воины, в смертельной схватке стиснувшие друг друга за горло так, что никакая сила не смогла бы оторвать их друг от друга, изумруд и серебро вспыхнули, взорвались и кругами понеслись вверх со скоростью, перед которой скала оказалась беззащитной. Мыс задрожал до самого основания, стены Яслей покоробились, с потолка рухнули огромные глыбы, более мелкие камни начали плавиться и стекать вниз, словно вода.
Ясли задрожали в агонии. Трещины зазмеились по полу, а затем и по стенам. Взрыв вызвал тучи осколков, которые обрушились внутрь через образовавшиеся трещины и щели. Убийственный Жар растекся на множество отдельных потоков. Дозорные башни накренились, словно ивы под напором ветра.
С могучим взрывом, от которого содрогнулось море, вся центральная часть мыса взлетела в воздух. Ясли рассыпались на град огромных осколков, сам мыс треснул от вершины до основания. Обе его половины медленно отошли друг от друга и с оглушительным ревом рухнули в море.
Океан хлынул в образовавшуюся щель, а Убийственный Жар прорвался к морю. Горячий пар со свистом взметнулся вверх, когда они встретились, и превратил то, что осталось от Риджик Тоума, в кипящий котел; пар сделал неразличимым все, кроме силы, которая продолжала сверкать в самом центре хаоса.
Зелено-белая, жестокая, дикая – она вздымалась вверх, устремляясь к своему апокалипсису.
Однако белая часть возобладала и торжествовала.
Глава 21
Конец прокаженного
Вот каким образом Томас Кавенант сдержал свое обещание.
Спустя много времени он обнаружил, что лежит в полном забвении, точно в могиле, в изнеможении свободно плывет сквозь тьму в безлюдном пространстве между жизнью и смертью. Ему казалось, что он и в самом деле умер, став бесчувственным, как сама смерть. Однако сердце его продолжало биться – как будто ему не хватало мудрости, чтобы остановиться, когда его работа потеряла смысл. Неровными толчками, с заметным усилием, оно поддерживало в нем жизнь.
И где-то глубоко внутри, под черепом, еще жива была мысль; она не покинула его совсем, хотя медленно утекала в теплую, мягкую землю его могилы.
Он хотел покоя; он заслужил его. Но то облегчение, которое он испытывал теперь, находясь в тепле и покое, далось ему слишком дорогой ценой. Он никак не мог прийти в себя. “Мореход мертв”, – безмолвно шептал он. Нельзя было спастись бегством от собственной вины. На все вопросы получить ответы невозможно. Жизнь продолжается слишком долго, чтобы умудриться остаться безупречно чистым.
Он никогда не думал, что его жизнь окажется такой долгой.
И все же нечто внутри него вело ожесточенный спор. “Здесь нет твоей вины”, – шептало оно. Он сам сделал свой выбор. Всему должна быть определена мера, иначе слишком высокое чувство ответственности способно превратиться в своего рода самоубийство.
Все эти рассуждения были ему знакомы. Он знал по опыту, что прокаженные были обречены именно с того момента, как только они начинали ощущать чувство вины за то, что заболели проказой, свою ответственность за это. Возможно, чувство вины и смерть, как физический предел жизни, были в конечном счете одним и тем же – фактами жизни, которые невозможно ни" исправить, ни оспорить. Тем не менее Мореход умер, и его уже не вернуть. Никогда больше Кавенант не услышит снова его смех.
"Тогда не тревожься и из-за другой своей мнимой вины, – произнес голос за пределами тьмы. – Не ты выбирал это дело. Если бы от тебя зависело, ты не взялся бы за него. Тебе его навязали. Ответственность лежит на том, кто остановил свой выбор на тебе, не спросив твоего согласия”.
Он сразу же узнал – этот голос принадлежал старику нищему, с которым Кавенант столкнулся перед тем, как впервые попал в Страну. Именно этот старик убеждал его сохранить свое обручальное кольцо и дал ему прочесть бумагу, на которой были записаны некоторые фундаментальные вопросы этики.
Он вяло откликнулся:
– Ты, должно быть, очень уверен в себе.
– Уверен? О нет. Это был огромный риск – риск для мира, который я создал, риск даже для меня. Если бы мой враг завладел дикой магией Белого Золота, ничто больше не удержало бы его на Земле… Он разрушил бы ее, чтобы попытаться напасть на меня. Нет, Томас Кавенант, я рисковал, но не потому, что я так самоуверен, а потому, что верил в тебя. Мои руки были связаны. Как бы мне ни хотелось защитить Землю, я не мог вмешиваться, иначе это могло бы привести к гибели того, чему я хотел помочь. Только совершенно свободный человек имел шанс устоять против моего врага и защитить Землю.
