Дина Лампитт - Уснуть и только
Стоял славный августовский вечер – небо темное, как цвет хорошего вина, а воздух пряный и сладкий, как его вкус. Редкостные краски Бивелхэмской долины в сотый раз поразили Лихого, и несмотря на то, что дело было срочное, он остановился, чтобы взглянуть на пурпурные холмы, мягко перетекавшие в клеверные поля, на изумрудно-зеленые кроны деревьев, на рубиновую ленту реки. Скоро, подумал Лихой, на долину опустится серебряная паутина, и ночь принесет уснувшей природе мир и покой.
В Стрим-Фарм уже успели зажечь свечи. Ему открыла подозрительно располневшая Эмми. Чувствуя себя неловко в присутствии такой важной персоны, она испуганно заулыбалась и попыталась изобразить реверанс.
– Как поживаешь, милая? – улыбнулся он ей.
– Хорошо, сэр. Спасибо, сэр. Я позову Кита.
– Эдвард здесь?
– Да, сэр.
– Тогда я хочу видеть и его тоже.
Оба брата не замедлили явиться в ответ на зов Эмили, и Лихому бросилось в глаза сходство между ними, которое сегодня было заметнее, чем обычно. Он отметил, что Эдвард неуловимо изменился, и подумал, что это недавнее ранение и арест так повлияли на младшего Джарвиса. Эдвард как-то смягчился, в его глазах появилось сонное выражение, которого не было раньше. Лихой заметил также, что контрабандист теперь носит серьгу в одном ухе.
– Ну-с, – без предисловий обратился к братьям Лихой, – рассказывайте все, как есть.
Джарвисы заговорили одновременно, и Лихой жестом велел начинать Эдварду. Уже по одному этому эпизоду было ясно, кто настоящий главарь Мэйфилдской шайки контрабандистов.
– Я отправился с друзьями в Всст-Чиллингтон, а Роджерс, должно быть, как-то об этом пронюхал, потому что ночью они окружили дом, а утром подстрелили меня и схватили.
– Но мистер Линдфилд сыграл свою роль?
– Как вы и обещали, сэр.
Главарь улыбнулся и продолжал:
– Я слышал, ты бежал, переодевшись в женское платье, Эдвард.
Контрабандист немного порозовел.
– Мэри, сестра моего друга, которая живет неподалеку, ссудила меня своей одеждой.
– И она же свидетельствовала, что Роджерс готов был взять назад обвинение в обмен на взятку?
– Ваш план дискредитировать Роджерса и Джекилла сработал просто блестяще, – вступил в разговор Кит. – Вы превзошли самого себя, сэр.
Откашлявшись, Лихой положил одну обтянутую шелком ногу на другую.
– Но это не может продолжаться бесконечно, джентльмены. Мистер Линдфилд уже получил выговор, что отпустил тебя, Эдвард; ему также поставили на вид освобождение Фрэнсиса Хэммонда и его приятелей. Боюсь, что если кого-нибудь из вас поймают еще раз, суда уже не избежать.
– Ладно, ведь нас еще не поймали, – вспыхнул Кит, но в его голосе прозвучала нотка неуверенности.
– Вы должны быть очень осторожны, – жестко продолжал Лихой. – В течение месяца – никаких операций. Это ясно? Не ошибитесь, как я уже много раз говорил вам, недооценивая Джекилла и Роджерса, а также Джарреттов. Послать вас на виселицу или на каторгу для них теперь – вопрос чести. Так что притаитесь и не высовывайтесь, слышите?
Переминаясь с ноги на ногу, братья угрюмо закивали.
– И кстати, Эдвард, – уронил Лихой, вставая и собираясь уходить, – пока что никаких поездок к твоему милому дружку в Вест-Чиллингтон.
Кит ухмыльнулся.
– Помилуйте, сэр. Если Эдвард хочет потихоньку навестить Мэри Диннадж, что в этом плохого?
– Я говорю не о Мэри, – отрезал Лихой, холодно глядя на них. – Речь идет о ее братце Джоне. Доброй ночи, джентльмены.
Он вышел, успев заметить, как Кит с самым угрожающим видом повернулся к Эдварду.
В то время когда Лихой покидал дворец по подземному ходу, Генриетта, в свою очередь, воспользовавшись наступившими сумерками, пешком направилась к воротам, поскольку боялась привлечь к себе внимание, если возьмет лошадь. Выскользнув за ограду, она повернула налево, на улицу, известную под названием Флетчин-Стрит.
Николас велел, чтобы она ждала его в задней комнате трактира «В объятиях плотника», и Генриетта, чувствуя себя весьма неуютно под подозрительным взглядом хозяина, торопливо поднялась по внутренней лестнице и вошла в тусклую, мрачную ком натку, где, к своему огромному облегчению, увидела лейтенанта Грея. Генриетта так обрадовалась, что устремилась прямо в его распахнутые руки.
– Чаллис придет сюда? – спросила она, на что Николас ответил:
– Нет, это слишком опасно. Он не может так рисковать, за его голову назначена награда. Я отвезу вас к нему в Когин-Милл.
– Он по-прежнему живет у Лиззи Пирс?
Николас озабоченно покачал головой.
– Да, но только потому, что искать новое пристанище было бы еще опаснее.
– Мне казалось, что этой женщине нельзя доверять.
– Вы правы, она ненадежна, но пока что он платит ей достаточно, чтобы она держала язык за зубами.
– Чем скорее он оттуда уедет, тем лучше.
– А вы по-прежнему уверены, что хотите уехать вместе с ним, родная моя? – спросил Николас, вновь заключая Генриетту в объятия.
– Как вы можете задавать такой вопрос? Вы же знаете, что я люблю его. Ведь не станете же вы становиться между нами?
Николас выпустил ее.
– Я и не мог бы так поступить. Видите ли, ведь я люблю и его тоже.
Сидя в душной комнате под крышей рядом с Генриеттой Тревор, Джейкоб Чаллис окончательно осознал, что они никогда не должны разлучаться, что с самого начала, с первой встречи они обречены были быть вместе.
– Это судьба, – прошептал он. – Мы никогда не сможем покинуть друг друга.
– А ты уже хочешь покинуть меня? – тихо спросила Генриетта. – Теперь, когда я ношу твоего ребенка?
Он сильнее прижал ее к себе.
– Я неудачно выбрал слово. Я хотел сказать, что наши жизни, наши судьбы, наши души неразрывно переплелись. Мы всегда будем вместе.
– Но как же Николас? Он тоже всегда был с нами. Неужели теперь мы должны расстаться с ним?
– Нет, он тоже должен уехать с нами. Ему нельзя здесь оставаться после того, как он помог сбежать преступнику.
– Но куда же мы поедем? Что нам делать?
– Мы должны отправиться в Дил, и там сесть на любое судно, идущее в Америку. Американским колониям нужны новые поселенцы. Мы начнем там новую жизнь, и наш ребенок родится в мире и безопасности.
Генриетта притихла, и Чаллис нежно поцеловал ее.
– Эта мысль пугает тебя, моя хорошая?
– Нет, я не боюсь. Просто я подумала о том, что надо будет навсегда проститься со всем родным и близким, покинуть Глинд, Суссекс, бросить нашу прекрасную Англию ради чужой, незнакомой страны.
