К. Паркер - Пробирная палата
Темрай привык держать глаза закрытыми. В последние дни – как долго, он не ведал – толку держать их открытыми все равно не было. Видеть можно было только пыль, которая вдобавок лезла в глаза, а ориентироваться помогали другие чувства. На первое место вышел слух; уши превратились в тончайший инструмент, позволявший не только определять, откуда исходит звук и каково расстояние до источника, но и куда упадет очередной снаряд. Правда, абсолютной гарантии слух все же не давал, что и подтвердилось однажды, когда посланный вражеским требушетом валун ударился о дорогу в нескольких футах от Темрая, и вождя засыпало землей и щебнем.
Странно, я думал, что сначала нужно умереть.
Он открыл глаза, но ничего не увидел. Ни рук, ни ног, ни туловища. Дышать стало трудно, и вдох занимал столько времени, что на выдох его уже не оставалось.
Ничего, подумал Темрай, сейчас кто-нибудь придет и откопает меня; надо лишь немного подождать.
Правда, лишь при условии, что кто-то знает, где он и что его завалило. Шансы на то, что вождя заметили до обвала, были невелики: если кто-то в крепости и держал глаза открытыми, то все равно не видел ничего дальше собственной вытянутой руки.
Сколько ж времени им понадобится, задавал вопрос себе вождь, чтобы догадаться, что меня нет?
И даже если его уже хватились, то вряд ли кому-то придет в голову отправляться на поиски, организовывать раскопки. Ему вспомнилось, сколько раз он кого-нибудь начинал искать, долго не находил, а потом, доведенный до злости, просто отказывался от безнадежной затеи, принимая как объяснение то, что если кого-то нельзя найти, то, значит, этот кто-то не желает, чтоб его нашли.
– Все в порядке, — раздался рядом голос. – Нас найдут, надо только набраться терпения и постараться сохранить спокойствие.
Темрай удивился, но и обрадовался. Он не мог вспомнить, чтобы кто-то находился возле него, когда сверху хлынула лавина мусора – впрочем, из-за пыли он бы все равно никого не увидел.
– А ты как? – спросил он. – Все хорошо? Незнакомец рассмеялся:
– Лучше не бывает. Что может быть веселее, чем быть погребенным под тоннами грязи. Это даже помогает думать.
Голос был знакомый, даже очень знакомый, но кому он принадлежал? Неловко спрашивать у знакомого: «Извините, а вы кто?», не правда ли?
– Ты можешь двигаться?
– Нет. А ты?
– Тоже нет.
Странно, подумал Темрай, что их голоса звучат так ясно, как будто два человека сидят на травке перед палаткой. Может быть, все дело в пыли, которая способна передавать звуки без всяких изменений? Впрочем, такие вещи никогда его не интересовали, а потому оснований для собственного мнения по данному вопросу он не имел.
– Ты не думаешь, что нам стоит покричать, постараться как-то привлечь их внимание?
– Побереги воздух, – посоветовал голос, – а то нечем будет дышать. Кто-нибудь придет и откопает нас. Так всегда бывает.
Последнее замечание показалось Темраю несколько странным, но он был слишком занят другими мыслями, чтобы обращать внимание на мелочи.
– А как по-твоему, откуда поступает воздух?
– Сам бы хотел знать. Хорошо, хоть откуда-то поступает. И радуйся, что не подвержен страху перед замкнутым пространством. Некоторые называют такой страх безотчетным или безрассудным, хотя что безрассудного в страхе перед замкнутым пространством или, например, высотой? Не понимаю. Однажды меня присыпало в подземном тоннеле, и я наткнулся там на человека, который провел в галереях несколько лет, но тем не менее сохранил рассудок и самообладание. Потом на нас рухнул потолок, и бедняга умер. Понимаешь, он так испугался, что у него остановилось сердце. Извини, история довольно грустная, но в ней есть смысл – надо сохранять спокойствие. Кстати, что это за запах? Ты чувствуешь?
– Что? Нет. То есть… ничего особенного. А что чувствуешь ты?
– Чеснок, — ответил голос. – Наверное, просто игра воображения. О черт, у меня ноги отнимаются. Все эти тонны мусора так давят, что останавливают кровообращение.
Темрай и сам чувствовал, как устали мышцы груди сдерживать напор огромной массы земли.
– Послушай, может, нам все-таки стоит попробовать покричать? Я бы предпочел рискнуть; ну не лежать же здесь вечно!
– Конечно, если хочешь, – любезно ответил голос. – В конце концов, может, что-то и получится. Извини, но я тебе в этом не помощник. Пытаюсь сосредоточиться на дыхании и не хочу терять ритм.
Темрай постарался крикнуть, но результат получился плачевный, что-то вроде писка кошки, которой наступили на хвост. К тому же пыль попала в рот.
– Я бы на твоем месте передохнул, – посоветовал голос. – Либо нас найдут, либо не найдут. Осознай это как данность и смирись с тем, что ты никак не можешь повлиять на ситуацию. Расслабься, попробуй медитировать.
– Медитировать?
– Серьезно. Один знакомый философ учил меня, как это следует делать. Суть в том, чтобы не обращать внимания на тело, забыть о его существовании. Конечно, философ предполагал, что при этом сознание должно слиться с течением Закона, но ты, если не хочешь, можешь не забивать голову подобной ерундой. Я, например, часто прибегаю к этому способу, когда надо уснуть, но мешает какое-то неприятное беспокойство.
– Ладно, – неуверенно сказал Темрай. – Хотя я и не думаю, что сейчас заснуть – это лучший вариант. Во сне ведь можно забыть о дыхании или что-то в этом роде.
– Тебе вовсе не обязательно засыпать, это лишь один из способов расслабиться. Между прочим, таким же образом можно бороться с болью. Например, когда лежишь со сломанной ногой.
– Ладно, – повторил Темрай. – Объясни, как ты это делаешь?
Голос рассмеялся:
– Объяснить нелегко. То есть все легко, когда знаешь, как, но облечь это в слова трудно. Нужно убедить себя, что твое тело находится вовсе не здесь; попробуй постепенно. Я обычно начинаю с ноги, потом иду дальше.
Что такое думать, Темрай еще помнил. Нет, такой чепухой я заниматься не стану, сказал себе он и тут же ощутил, что его захлестывает волна паники, которая, впрочем, накатив, так же быстро схлынула, когда он осознал, что, похоже, и впрямь лишится тела. Впрочем, ощущение было приятное и даже восхитительное: он мог дышать, но не чувствовал веса земли и боли в груди. Ушло тяжелое ощущение замкнутости в каком-то одном месте – как это, оказывается, скучно, быть все время в одном месте; он помнил об этом, о своих ощущениях, но как-то неясно. И как только ему удавалось терпеть такое все эти года…
