Диана Удовиченко - Семь цитаделей
- Я жду тебя в Малых покоях. Все готово к обряду инициации.
Мысленный приказ заполнил все уголки сознания, привычка подчиняться повелительнице привела тело в движение. Вопреки своей воле Рамир сделал несколько шагов по направлению к коридору, ведущему в Малые покои. Очнувшись, он остановился, сжав кулаки и отчаянно придумывая выход из создавшегося положения. Черная королева сама применила заклинание иллюзии и, очевидно, все-таки добилась своего: вывела ребенка из состояния душевного равновесия, погрузила в бездонный океан ужаса и печали. Теперь колдун мог признаться себе: в последние дни он уже подсознательно принял решение спасти Алана, именно поэтому не пытался использовать свое собственное заклинание и всячески оттягивал этот момент. Что же делать теперь? Из лап королевы ребенка вырвать невозможно, Малые покои сейчас охраняются огромным количеством демонов. "Что ж, - решил он, - помочь мальчику уже не удастся. Но можно попытаться спасти Аню". Мысленно придумывая доводы, с помощью которых будет убеждать девушку покинуть замок без Алана, Рамир поспешил к ее комнате, игнорируя повторяющиеся призывы королевы.
Колдун торопливо вставил ключ в замочную скважину, повернул его, вошел в комнату и ощутил, как на висках выступает холодный пот: девушки здесь не было. Решив, что королева зачем-то увела и ее, Рамир застонал сквозь зубы, но тут его взгляд упал на зеркальную панель, за которой прятался потайной ход. Зеркало было отодвинуто, открывая темный провал узкого коридора. "Вот ведь безрассудная девчонка!" - с облегчением, смешанным с восхищением, подумал Рамир, устремляясь в лаз и задвигая за собой панель. Щелкнув пальцами, он создал маленький огонек, летящий впереди и освещающий дорогу. Аня была в лаборатории. Она стояла спиной к Рамиру, закинув голову назад, и колдун не сразу понял, что делает девушка. А когда понял, было уже поздно.
- Нет! - закричал он, бросаясь к Ане.
Изящный опустевший пузырек выпал из слабеющих пальцев и жалобно зазвенел, рассыпаясь в стеклянную пыль от удара о каменный пол. Аня обернулась, на губах ее застыла болезненная, изумленная улыбка. Синие глаза смотрели прямо на Рамира, не видя его.
- Нет! Нет! - бессмысленно повторял колдун, схватив девушку за хрупкие плечи. - Зачем ты это сделала?
- Ты так ничего и не понял, - голос Ани становился все тише, и Рамиру пришлось наклониться как можно ниже к ее немеющим губам, чтобы услышать обращенные к нему слова. - Любовь нельзя ни купить, ни завоевать… Макс… он… погиб…
- Не-е-е-т, - зарычал колдун, с ужасом осознав, что девушка видела иллюзию - плод его труда.
Руки Ани обессиленно упали, ноги подкосились, и она безвольно повисла на руках Рамира.
- Подожди, подожди, не умирай, - лихорадочно забормотал он, бережно опустив девушку на пол и мечась по лаборатории.
Колдун настежь распахнул двери шкафа, где хранились яды, и пробежал взглядом длинный ряд флакончиков, пытаясь определить, что именно выпила Аня, все еще надеясь, что сумеет подобрать противоядие и успеет спасти ее. Из груди вырвался дикий вопль: на полке не было крохотной бутылочки с драгоценным соком пустынной розы. Воя и рыча от ненависти к собственному бессилию, Рамир упал на четвереньки и пополз к лежащей девушке, раня ладони битым стеклом.
- Любимая, любимая моя, что же ты наделала? Что я наделал?!
- Прощай, - еле слышно донеслось до него.
Аня в последний раз вздохнула, улыбнулась и застыла в мертвой неподвижности, устремив в потолок взгляд постепенно угасающих синих глаз. Глядя на нее, такую юную, такую красивую и такую теперь недоступную, колдун судорожно захрипел.
- Я убил, я опять тебя убил, - бессмысленно повторял он, не сводя глаз с неживого, но все еще такого прекрасного лица.
В его сознании воспоминания смешались с событиями настоящего времени, и Рамир не понимал уже, кто лежит перед ним: Аня, смертная человеческая дочь, или Айрис - принцесса лесного народа. Колдун помнил только одно: он своими руками убил обеих. По его вине эти прекрасные глаза не увидят солнечного света, эти нежные губы больше не улыбнутся, а руки не поднесут к груди ребенка, который никогда не родится. Он, Рамир, отнял жизнь у этого невыразимо прекрасного хрупкого существа, лишил мир его лучистой прелести, растоптал ради своей прихоти синюю искорку. А теперь оказалось, что именно она, эта искорка, освещала темный тоннель его судьбы.
- Я убил тебя второй раз… - срывающимся голосом прошептал колдун, не видя Аниного умиротворенного лица из-за тьмы, накрывшей его.
И тогда, в этой тьме, к нему пришли те, кто погиб в развязанной им страшной войне. Мужья, павшие в битвах и оставившие своих жен, дети, отнятые у матерей, влюбленные, которым никогда не быть вместе… Они смотрели на него из далекого прошлого, молчаливо укоряя за все совершенные им злодеяния. И этот призрачный укор был страшнее самой ужасной, самой изощренной мести. Слезы закипели в глазах, горьким комом встав у горла. Но судьба лишила его даже этого, последнего утешения страждущих. Слезы, выплескивающие боль, омывающие душу и превращающие разрывающее ее горе в светлую печаль, так и не пролились. Вместо этого Рамир ощутил, как в груди что-то разорвалось, и в стонущее от боли сознание хлынул поток невероятной силы. Мощная волна магической энергии затопила все его существо, и колдун, закинув голову к потолку и искривив красивые губы, визгливо расхохотался. Его мечта сбылась, истинная сила, которую он так долго и тщетно пытался найти в себе, пришла сейчас, под действием гнева, раскаяния и страдания. Вот только теперь она была ему не нужна, ибо никакое могущество не могло вернуть единственное необходимое ему сокровище. Лицо Рамира болезненно исказилось, он выбросил вперед руку, указывая на шкаф, набитый флаконами с ядами, раздался оглушительный взрыв, и в разные стороны брызнули разноцветные осколки. Над лабораторией повисло удушливое облако ядовитых запахов. Колдун вскочил на ноги, дико оглядываясь вокруг. Его длинные волосы растрепались и белокурым ореолом окружали безумное лицо, на котором мрачно выделялись мертвенно-черные радужки глаз, обрамленные красной сеткой полопавшихся капилляров. Рамир посмотрел на свои руки, выгнув пальцы так, что они казались сведенными судорогой. Затем руки непроизвольно потянулись к лицу и впились в гладкие, покрытые персиковым румянцем щеки, снимая с них длинные полоски нежной кожи и оставляя глубокие кровавые борозды. Одновременно с этим колдун прикусил губы так, что из них брызнула кровь, и сотворил новое заклинание, которое заставило хрустальный потолок задрожать и разлететься веером крошечных радужных частиц. Он разинул окровавленный рот и бешено закричал, вкладывая в свой крик всю невыносимую боль, разрывающую его душу.
