Андрей Егоров - Вечный мент или Светоч справедливости
– Давай.
Я решил дальше не ждать, рванулся, в считанные секунды преодолел тротуар, запрыгнул на железный бортик и сиганул вниз. Не знаю, как самоубийцам, а на меня полет с Крымского моста не произвел впечатления. Длился он всего пару секунд, так что счастливого чувства полета я не испытал. Успел услышать хлопки выстрелов, сгруппироваться… и погрузился в холодную воду. К моему удивлению, глубина в реке была совсем небольшой. Не больше трех метров. Правда, дно оказалось таким илистым, что передвигаться по нему явилось делом чрезвычайно сложным. Я попробовал плыть, но со связанными руками и в осенней одежде такое не под силу даже олимпийскому чемпиону по дайвингу.
Велиал не обманул. Я мог дышать под водой. Что уже испытал однажды, когда тонул в подвале отделения милиции. Воздух брался в легких неизвестно откуда. Я не вдыхал его, а только выдыхал углекислый газ, ощущая, что легкие переполнены кислородом. Из носа и рта вырывались и уплывали вверх пузыри, сквозь толщу желтоватой воды рвались к свету. Сложность заключалась в том, что дышать приходилось часто – стоило грудной клетке раздуться, и меня неудержимо тянуло вверх. Всплывать пока не входило в мои планы.
С трудом шевеля ногами, стараясь, чтобы вода не вытолкнула меня на поверхность, я двинулся в неизвестном направлении. Меня одолевала жгучая ненависть. Эти мерзавцы в рясах даже не пожелали меня слушать. Просто учинили расправу. При этом они не испытывали никаких угрызений совести по поводу убийства малознакомого человека. Все-таки, моя профессия куда честнее. Я, по крайней мере, получаю за убийство деньги, к тому же отправляю на тот свет только плохих людей, они же действуют, руководствуясь исключительно религиозным фанатизмом. Или им приказывает кто-то из святых? Не важно. Они должны заплатить за то, что сделали со мной.
Через пару десятков метров я наткнулся на кучу ржавого железа – похоже, кто-то в незапамятные времена затопил здесь катер. Острая кромка годилась для того, чтобы избавиться от пут. Я повернулся к железкам спиной и принялся перетирать скотч. Вскоре я имел возможность размять руки. Что было очень кстати. Ладони совсем онемели от холода. Да и весь я так окоченел, что чувствовал, как деревенеют конечности. Если не доберусь в ближайшее время до выхода из Москва-реки, то просто дам дуба. И сердце-кристалл не поможет. Всплыву и буду выловлен какими-нибудь рыбаками-любителями ниже по течению. Жить хотелось. Пока еще хотелось.
– Подумать только, какие отвратительные негодяи! – проговорил Кухериал очень спокойно, с интересом наблюдая, как я, тяжело дыша, выползаю на набережную. Он сидел на парапете и постукивал по камню копытами. Судя по выражению лица, ему было весело.
В ответ я буркнул:
– Отвяжись, падла.
– Я бы, на твоем месте, этого так не оставил. Уж поверь мне, – бес погрозил кулаком в направлении Крымского моста. – Если бы со мной так обошлись, я бы всех сжег. Всех до единого. Пусть горят в пламени, божественное отродье. Нет, Васисуалий, ты, конечно, как хочешь… Но мне кажется, теперь ты просто обязан их убить.
– Я не злопамятный, – пробормотал я, стараясь выжать брюки.
– Конечно, не злопамятный. Отомстишь и забудешь.
– Ты хочешь, чтобы я убивал бесплатно?
– Это как раз тот случай, когда полезно быть альтруистом. Как там у нашего знакомого поэта сказано?
Я мстителен, совсем не верю в бога,
и не привык без повода грустить:
не помню все, что сделали плохого,
но помню всех, чтоб позже отомстить.
– Очень правильные строки, – заметил бес. – К гласу поэта следует прислушаться.
– Забудь об этом. – Я бросил мокрую куртку на тротуар и поспешил прочь от реки. Позади послышался дробный стук копыт – бес не отставал.
– У тебя все равно нет другого выхода, Васисуалий. К тому же, я тебя знаю, ты и сам наверняка пришел к выводу, что их нужно убрать.
– Черт побери! – выругался я. Бес видел меня насквозь. Даже без умения читать мысли, он отлично представлял, чего от меня ждать. – У тебя что, есть какие-нибудь идеи, как мне добраться до них?
– Помнишь здание, где они тебя держали?
Я покопался в воспоминаниях, и вдруг обнаружил, что совершенно не помню, куда именно экзорцисты доставили меня после захвата. Как в кино. «Вот здесь помню, здесь тоже помню, а здесь нет».
– Смутно, – ответил я.
– Так я и думал, – кивнул бес. – Ну, ничего. Я тебя провожу. Мы его, наконец, нашли. Там такая эманация светлой энергии, что не ошибешься. Тебе там, должно быть туго пришлось – в смысле ощущений. Ты же наш, падший.
От этих слов я поежился. Никак не мог свыкнуться с мыслью, что моя душа черна, и я помогаю самому Сатане. Как же сильны в нас моральные установки, обретенные еще в детстве. Моя мать была религиозной женщиной. Однажды она даже пригласила к нам домой священника, когда увидела, что я приладил на стену плакат с перевернутой звездой. Всего-то и делов – патриотичный советский плакат, повешенный вверх ногами, а ее этот знак по-настоящему напугал. Пузатый батюшка походил, побрызгал святой водой на стены, велел мне плакат повесить «как следует», а матери заявил, что поводов для беспокойства нет. Он ошибался.
– Тебе об их убежище помнить не полагается, – продолжал тем временем Кухериал. – Это самое место – и есть штаб экзорцистов. Там у них все оборудование. Там они собираются на совет. Взять их сложно, но для таких, как мы, нет ничего невозможного. Последнюю их точку мы, во всяком случае, пробили. Совсем недавно. Сложность заключается в том, что пройти через периметр тебе может помочь только один из них.
Я молчал, ожидая продолжения, но его не последовало.
– И что ты хочешь сказать? Что мне надо взять одного из экзорцистов в заложники?
– Самого экзорциста ни к чему. На редкость упертые товарищи. Скорее язык себе откусят, чем решатся сотрудничать. Лучше всего семью, родных. У тех, что помоложе, послабее духом. Я бы взял детей. Они же не ортодоксальные служители церкви, семьи у них есть. Детей обычно у них несколько. Я бы поставил на того, у кого один ребенок. Один всегда дороже. Когда детей несколько, родительская любовь обычно рассеивается, хоть и распределяется иногда неравномерно, особенно если есть и мальчик, и девочка…
– Ты на что меня толкаешь?! – рассердился я.
– А в чем дело?
– Детей я брать в заложники не стану.
– Васисуалий, не кипятись. Подумай только, речь идет о самых обычных людях. Простых и для истории ничего не значащих. К тому же, они служители церкви. Тебя же никто не просит убивать эту девочку… Просто укради ее, и попроси папашу кое-что сделать для нас. Что в этом такого?
– Та-ак, значит, уже и объект наметили?