Светлана Багдерина - Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены
– Тогда к нему должен сходить и все передать от моего имени ты. Ты покажешься ему и заговоришь с ним спокойным голосом, чтобы не невзначай не напугать…
– Видишь ли, царица… – виновато развел ручками библиотечный. – Я, конечно, не хочу наговаривать на достойного человека… Но если он увидит меня… В том состоянии, в котором он находится сейчас, он просто подумает, что у него началась белая горячка.
– Но что ты тогда предлагаешь?! – в отчаянии от того, что несколько минут назад казавшийся таким совершенным и хитроумным план разваливается на глазах, сжала кулаки Елена. – Что нам делать?!..
Дионисий опустил очи долу, нервно подергивая напомаженную бородку и покусывая губы.
– Я никогда этого не делал… И не знаю, получится ли… Но я полагаю, что это возможно…
– Что?.. – с новой надеждой кинулась к нему царица. – Что ты придумал?
– Я могу попытаться провести тебя теми коридорами, которыми хожу сам.
– Ты… попробуешь?
– Да. Я не могу отпустить тебя в пасть погибели. Завтра вечером, когда все лягут спать…
– Нет, – твердо взяла за ручку библиотечного царица. – Сегодня. Сейчас. Мы не можем терять ни минуты. Пожалуйста?.. – добавила она просительно, заглядывая Дионисию в расширившиеся от волнения глаза.
– Х-хорошо… – не выдержал он ее взгляда и кивнул. – Сейчас. Но учти, Елена – в каморке этого верноподданного короны стоит такой дух… Такой… Слова в испуге покидают мой мозг, когда я пытаюсь найти подходящее сравнение той ядовитой атмосфере…
– Я подумала и об этом, – кивнула та. – Я сложу все носовые платки, которые только у нас найдутся, в несколько слоев и пропитаю их мятным маслом. У тебя ведь есть мятное масло?..
– Да, есть, царица…
– Очень хорошо. А когда мы окажемся там, то засунем ему в рот веточку мяты. Я видела у тебя на кухне. Ты окажешь мне любезность и одолжишь одну веточку?
– А если не поможет?
– Ну, что у тебя есть тогда еще?..
Через двадцать минут Дионисий с Еленой Прекрасной в одно руке и с сумкой, набитой мятой, сушеной малиной, яблоками, цукатами, корицей, укропом, лавандой, розовыми лепестками и, как крайнее средство, луком, чесноком и вяленой воблой сделал первый осторожный шаг по одному ему видимому коридору, ведущему из его библиотеки к книге, находящейся сейчас в дрожащих руках истопника Митрохи.
Елена зажмурилась, набрала полную грудь воздуха (не в последнюю очередь потому, что в жилище Граненыча таковой ко времени их прибытия мог быть уже полностью вытеснен сивушными парами) и шагнула за ним.
Под ногами ее мягко спружинило, как будто ступала она по туго натянутому батуту. Набравшись смелости и открыв очи, царица увидела вокруг себя матовую, почти непрозрачную стену, такую же упругую на ощупь, как и пол.
Метров через десять перед ней вдруг возникло нечто серое, плотное и
непроницаемое, но не успела она испугаться, как преграда пропала, как будто ее и не было, а ее саму обволокло холодом и сыростью.
– Что… это?.. – сквозь стучащие зубы едва прошептала Елена, даже не надеясь, что ее вопрос будет услышан.
– Это мы из здания библиотеки вышли и сейчас идем по двору. Вечером был дождь, отсюда эта пробирающая до костей влажность. Неприятно, согласен… Наверное, ты спросишь, почему мы не прошли весь путь по дворцу, и я тебе отвечу – это
невозможно. Пути Книги – только прямые. И, к тому же, в этой нашей прогулке есть и свои положительные стороны.
– Да? – слабо удивилась царица. – И какие же?
– Во-первых, так быстрее.
– Так есть еще и «во-вторых»?..
– Да, естественно! Вдохни полной грудью эту ночь, этот свежий воздух – это не что иное, как глоток природы, с которой мы, городские люди, засевшие в своих четырех стенах, так редко видимся! Скоро придем, наберись еще немного терпения, царица! Совсем чуть-чуть осталось…
– Так это мы сквозь стену так прошли?!.. – изумленно воскликнула Елена, только теперь до конца сообразившая, что этот глоток природы должен означать.
– А-а… Это… Да. Видишь ли, я к этому привык. Когда следуешь Путем Книги, препятствий не замечаешь. Так, например, сейчас мы идем на высоте десяти метров от земли… Ой!!!.. Не надо, наверное, было тебе этого говорить… – пришел к чуть запоздалому выводу Дионисий, невольно сморщившись от боли в нервно стиснутой царицей руке.
Но все его муки могли показаться стороннему наблюдателю лишь легким дискомфортом по сравнению с реакцией бедного Граненыча, когда на его глазах из голой стены появился вдруг маленький франтоватый человечек, за ним – царица Елена, и оба, скроив ужасные мины, набросились на него, вырвали из рук стакан с самогоном и бутылку, выбросили их в форточку, и наперебой стали засовывать ему в рот мяту, сушеную малину, яблоки, цукаты, корицу, укроп, лаванду, розовые лепестки, лук, чеснок и вяленую воблу.
* * *
На то, чтобы проломить старую кирпичную кладку, столь неосмотрительно и самонадеянно преградившую им дорогу, понадобилось десять минут.
Под презрительные выкрики в адрес хлипкого препятствия несколько бояр во главе с графом Рассобачинским навалились могутными плечами на расшатавшиеся кирпичи и поднапряглись. Стена натужно затрещала, закряхтела, и пала под молодецким натиском высокородных и не очень бояр, начинавших смутно, спинным мозгом
сознавать, что в каждом боярине спрятался и ждет своего часа освобождения мужик.
Женская половина их отряда разразилась аплодисментами.
– Вот ужо ты, батюшка Артамон, ждоров, как бык, – восхищенно качала головой боярыня Серапея, разглядывая недоверчиво оказавшегося ближе к ней боярина Амбросия.
– Как навалился, как навалился, боярин Артамон Савельевич – поди, один стенку-то своротил, остальные ровно просто так рядом стояли! – кокетливо поправляя венец, похожий после стольких приключений, скорее, на старый цветочный горшок, вывернутый наизнанку, поддержала ее Арина Конева-Тыгыдычная.
– Есть еще стрелы в колчане, – горделиво усмехнулся тот, демонстративным широким
жестом утирая трудовой пот со лба, как это делали сотни его предков до той поры, пока один из них не решил, что честный труд – не его призвание, просто на большую дорогу идти – боязно, и записался в благородные.
– А вот боярин Никодим в шторонке проштоял, ровно хворый, – осуждающе прищурившись, повернулась она к тому.
– Да нам, Труворовичам, не пристало… – без особого убеждения начал было он, но завял на половине фразы под бескомпромиссным взглядом дам.
Рафинированные изнеженные члены высшего общества на глазах выходили из придворной (или подземной?) моды.
