Геннадий Ищенко - Мой новый мир-2
— Ты вывез алтарь! — поразился он. — Чем ты думал?
— Я всегда думаю головой, — ответил я. — Сейчас собрался сесть за написание Указа. Надо всем доходчиво объяснить, что же произошло, и кто виновник.
— И кто у тебя будет виновником?
— Во-первых, Дармины. После прошедшей войны в их вину с легкостью поверят все. Во-вторых, это Гордой. Его бегство — это уже доказательство вины. Ну и, в-третьих, это сообщники вашего брата из числа высших жрецов. Доказательств их вины достаточно, а если потребуются еще, их предоставит единственный уцелевший Старший жрец, которого сейчас допрашивают в пыточной службы безопасности. Про алтарь в Указе не будет ни слова.
— И что дальше? — спросил отец. — Жрецы плохие — долой жрецов! А ты подумал о том, что у саев нельзя отнять их веру, ничего не дав взамен?
— С моей точки зрения, у вас не вера, а так… — сказал я. — Ерунда, одним словом. И ее не улучшишь какими-то реформами, потому что нужно менять все! Жаром начал этим заниматься, и его убили. Но оставлять все, как есть, нельзя. Ясно же, что я по вашим текстам — самое главное зло! И все жрецы поставлены в безвыходное положение. Продолжать проповедовать то же самое, значит, вступить в конфликт со мной. А если поддержать меня, нужно выбрасывать все те священные тексты, которыми пользовались тысячу лет. Пока все молчат, потому что поверили в угрозу тварей. А что будет, когда эта угроза исчезнет?
— Ты что-нибудь придумал?
— Конечно, — ответил я. — Буду сидеть и ждать. Жрецам без алтаря нужно срочно менять одежду и заняться чем-нибудь другим, поэтому они придут ко мне договариваться. И если договорятся на моих условиях, я им отдам алтарь и даже помогу придумать религию и объяснить саям, почему им тысячу лет говорили чушь. В моем мире с настоящей верой такое можно сделать, только залив страну кровью, а здесь все пройдет гораздо легче. А вашу свадьбу можно провести в любом из столичных храмов. Но я бы не стал этого делать, а провел ритуал на нашем алтаре. У нас есть свои жрецы, а у Алексея божественной силы не меньше, чем ее было у Гордоя, так что он с удовольствием вытащит для вас нужный шар.
— С кем ты говорил? — спросила жена.
— С отцом, — ответил я.
— Сердится?
— Скорее, растерян. Малыш, подожди, пока я напишу Указ, а потом чем-нибудь займемся. Хочешь, сходим в парк?
— Ты бросишь все дела и пойдешь со мной гулять? — не поверила Адель.
— Я пойду гулять с вами, — сказал я, погладив ее живот. — Дрыгается… Может, тебе с ним тяжело ходить?
— Тяжело, — согласилась она. — Но все равно пойду. Уже давно не было безветренной погоды и солнца, а сегодня просто замечательный день!
С Указом я просидел минут сорок, после чего отдал его Колю и начал собираться на прогулку.
— Ты собираешься, как на войну, — пошутила жена. — Чего ты опасаешься? Ограду хорошо охраняют, а сейчас еще день.
— Ты у меня одна, — ответил я. — И без тебя мне не нужны ваши проблемы, не нужен ваш мир, да и мой тоже. Любовь — это болезненное и ненормальное состояние, когда весь смысл жизни сосредоточен в любимом человеке. Поэтому эгоисты не могут по-настоящему любить. Вот скажи, за что ты меня любишь?
— Уж конечно не за то, что ты вытворяешь со мной в постели. Сильных и умелых мужчин много, а ты один. Умрешь ты и… нет, теперь не умру из-за него. А раньше бы точно умерла. А почему ты, а не кто-нибудь другой, этого я не знаю. Пусть это болезнь, но тому, кто меня от нее вылечит, я перегрызу горло! Милый, зачем тебе автомат? Если кто-нибудь увидит, будут зубоскалить…
— Пусть зубоскалят, если лишние зубы, — проворчал я, но оставил автомат, а вместо него взял беретту. — Не хочешь надеть берет? Все-таки зима.
— Пошли! — сказала она, беря меня за руку. — С моей гривой и без берета на солнце будет жарко.
Мы вместе с пристроившимися за нашими спинами дружинниками вышли из южного дворца и пошли в сторону северного, выбирая аллеи с деревьями помоложе. Солнце делало прогулку еще более приятной и заметно грело, особенно на открытых местах. Это был первый солнечный и безветренный день с начала зимы, да и за прошедшую осень такие деньки можно было пересчитать по пальцам.
— Сегодня в дружину влились полсотни отличных бойцов, — сказал я Адели. — И мы получили столько золота, что возникли проблемы с его хранением. И еще получили тела. Знаешь, я здесь здорово зачерствел. У меня и раньше была такая профессия, которая способствовала циничному взгляду на жизнь, а сейчас и вовсе все приходится рассматривать с точки зрения полезности для дела. Исключения очень редки и касаются только немногочисленных друзей. Смотри, какой замечательный день. А ведь всего несколько часов назад оборвалась жизнь множества саев. Часть из них погибла не по моей вине, жизнь остальных погасили по моему приказу. А я иду с тобой по парку, наслаждаюсь твоим обществом и погодой и радуюсь тому, что избавился от врагов и увеличил свои возможности. Еще полгода назад реакция была бы другой.
— Так и должно быть, — мотнула она головой. — Раньше ты жил сам для себя и не за кого не отвечал. Хорошо быть добреньким и всех жалеть, если для этого ничего не нужно делать, и за твою жалость потом никому не придется расплачиваться. У правителей совсем другой взгляд на окружающих и другая оценка событий. Смотри, не одни мы вышли погреться на солнце.
Нам навстречу из-за поворота аллеи вышла обнявшаяся парочка. Здоровенный сай обнимал худенькую совсем молодую девчонку. Что-то мне в ней показалось странным…
— Вара? — недоуменно сказала Адель. — Ничего себе! Это же Марей!
Всего секунда понадобилась саю, чтобы отшвырнуть девчонку в кусты и выхватить пистолет. Идущие за нами дружинники сорвали с плеч автоматы и бросились в разные стороны, потому что мы не давали им возможности открыть огонь. Жена дернулась закрыть меня собой, но я ее перехватил и забросил себе за спину. И все это происходило под грохот выстрелов. Марей успел выстрелить трижды, после чего бросил пистолет и встал на колени.
— Не стрелять! — закричал я дружинникам, но опоздал, и перечеркнутое автоматными очередями тело хранителя зверинца упало на дорожку.
— Ну и зачем вы мне нужны? — спросил я у сконфуженных парней. — Вы же маги и должны были видеть, что он уже под контролем! И оружия в его руках не было, а мы под защитой амулетов. Испортили такое тело! И теперь мы не узнаем, как к нему попал один из пистолетов Генкерса.
— Извините, милорд, — сказал один из дружинников. — Мы за вас испугались. Уж очень все случилось быстро и неожиданно. Я вообще нажал на спуск, как только вы перестали закрывать цель. Что он бросил оружие, я увидел только тогда, когда вы закричали.
