Денис Субботин - Огненный дождь
-Мой государь, - всё же дал о себе знать Торфин.
-Да. – коротко и сухо, давая ему понять, что недоволен, что его оторвали от важных государственных дум, отозвался император.
-Мой государь, я хотел спросить… - Торфин замялся, не зная как сказать. Это тоже была их игра – коронель начинал разговор, потом делал паузу а император, словно заранее знал, продолжал тему, говоря о том, что было нужно ему более всего. В данном случае речь шла о том, как Теодор желал провести время до полудня. Обычно, когда позволяли дела, в это время он выезжал в город – выезжал в народ, как с кривой усмешкой называл это сам Торфин. Иногда заезжали в невысокий, всего о два поверха домик на окраине – там проклятый разбойник держал небольшой гарем и юные базиликанские девушки, впрочем как и зрелые матроны – как пожелает повелитель половины мира – ублажали его императорское тело. Война… Теодор не слишком смущался того, что не мог удержаться, скорее даже наоборот – бравировал этим. Впрочем, ездил туда всё равно тайно и в сопровождении одного только Торфина. Его головорезов он в расчёт не брал, а разбойнику – верил. Слишком многим обязан. Да и некому ему выдавать!
-Нет, Торфин! – покачал император головой. – Не сегодня… Хотя – жаль! Та, новенькая, сласть как хороша! Пробовал?!
-Спаси меня Пречистая Роза! – сотворил Торфин Символ Веры. – Я ещё не обезумел и на чужое не зарюсь! Мне и других хватает…
-Слышал о твоих развлечениях, коронель! – медленно, сощурившись зло и недобро, протянул император. – Смотри, не хвати через край!.. Хочешь, назначу тебя главой Тайной Стражи?
На такие вопросы не принято говорить «нет». Торфин – вот ведь хитрец! – сумел выйти и из такого положения. Он молча склонился в низком поклоне, не ответив ни «да», ни «нет».
2.Василик Герий Мар Сильвий [118]. Замок Тангарии. Вечер 3 дня месяца Цветеня (по гардарскому месяце исчислению).
Василик Герий Мар Сильвий был уважаем и любим – многими, но не всеми. В его жилах текла кровь архонтов Миллениума, ещё тех, прежних и сам август Филипп Красивый приходился ему… четвероюродным, кажется, братом. Это на самом деле лишь мешало Герию. Август Филипп был донельзя щепетилен и в то время как на чужаков награды, почётные должности и руги сыпались, как из рога изобилия, сам Герий Мар Сильвий, потомок знатнейшего рода, прозябал василиком. Случалось, конечно, исполнять такое, от чего дух захватывало, случалось вообще всякое… Но сам Герий не был удовлетворён. Он, разумеется только в мыслях, считал наиболее подходящим для себя постом проэдра[119]. Как минимум, да и то в том случае, если кости выпадут пустышками – логофета дрома[120]. Август Филипп, кстати, не раз при всех подчёркивал высокие качества своего дальнего родственника… Дальше похвалы дело пока не шло. А жаль, уж он бы постарался, он бы не допустил тех ошибок, что как из того же рога изобилия сыпались из нынешнего проэдра, худородного и тугодумного анфипата Василия. Поговаривали, он до сих пор удержался у власти лишь ценой высочайшего напряжения своих собственных проастий[121]. Возможно. Земель и рабов-колонов у анфипата было вдоволь, он вполне мог покрыть все недоимки из собственного фоллиса! А он василик и архонтид – беден как церковная мышь. И ругу август, бросивший все силы на создание новой армии, выплачивал год назад.
-Кир Василик! – раздался за спиной шипящий голос ипата Архипуса. – Кир Герий, как думаешь, что дальше?
Герий, тяжело вздохнув, обернулся и смерил молодого вельможу – ипату не минуло ещё и двадцати пяти лет – пристальным взглядом. Архипус, как ему нашептали ещё до отъезда, считался человеком проэдра, причём из близких. Теперь василик догадывался о причинах столь быстрого возвышения, такого высокого звания которое ему, сорокалетнему дипломату и не снилось! Лицо молодого ипата – мужчины в расцвете лет! – выглядело слишком женственным, от ипата за стадий несло благовониями и притираниями, все лишние волосы на лице были тщательно выщипаны а тонкие брови подведены чернью.
-Ты что-то хотел мне сказать? – холодно спросил василик, с нескрываемым интересом наблюдая за тем, как под его взглядом ипат розовеет, потом краснеет, потом – багровеет. Уже хорошо. Стесняться не перестал. Если память не подвела – а она подводила Герия очень редко – малыш Архипус совсем недавно появился при дворе. Видно, ещё не успел растерять по пути наверх остатки совести…
-Да, кир Герий! – коротко сказал Архипус. - У меня есть вопросы. Не думай, я знаю, зачем мы здесь. Мне только интересно, какая роль в этом отводится мне! Чтобы я, упаси Пречистая Роза, ничего не напортачил!
-Уверяю тебя, кир Архипус! – невольно улыбнулся такой тревоге василик. – Ты ничего не напортишь. Ты человек умный, должен понять и не обидеться… Ты здесь для виду! Василика, как и августа, играет свита, и ты – часть моей. Блестящий молодой офицер, в двадцать пять – уже ипат и награждён пожизненной ругой! Сам понимаешь, таких немного и про них знают. Раз ты со мной, торинги поймут это так, что мы придаём этим переговорам очень большое значение. А так… Молчи побольше, напусти на себя серьёзный вид, даже скучающий. Мол, тебе всё не впервой и ничего не потрясает. Что?
Вопрос был адресован третьему члену их посольства – невысокому, лысоватому и оттого носящему парик, толстому как бочонок нотарию[122] Логофета Дрома Тулию. В своих шесть полных десятков и ещё три года он совершил потрясающую карьеру, добравшись до звания кандидата[123] и отныне мог смотреть на остальных сверху вниз, надменно и с немалой толикой презрения… А если серьёзно, Тулию нередко не хватало характера и здорового цинизма. Поговаривали, пару раз талантливый дипломат имел все шансы взлететь куда выше. Он оставался там же, где и прежде, влачил почти нищенское существование и – Герий знал не понаслышке – нередко перебивался с хлеба на воду. Впрочем, никто ни разу не слышал, чтобы Тулий жаловался.
Вот и сейчас – запах несвежего мяса и лука с вином был силён и молодой а потому жестокий ипат поспешно сделал два шага назад, сморщился. Василик Герий, тот выдержал атаку запахом с каменным лицом, лишь спросил, когда молчание затянулось:
-Что-то случилось?
Тулий впервые оторвал взор от пола и на василика в упор взглянули чёрные, полные насмешки и живого человеческого ума глаза. Не заметно, чтобы Тулий стыдился себя или был оскорблён. Привык, наверное.
-Случилось? – переспросил нотарий далеко не сразу. – Нет, великий, отчего же! Я бы даже сказал, не с чего! Нас хорошо охраняют и неплохо кормят. Но и взаперти не держат – я выходил в город.
-Надеюсь, переодевшись? – ипат Архипус тщился доказать свою необходимость. – Если варвары узнают про нас…
