Джон Толкин - Неоконченные предания
Совершенно иной взгляд на значение слов Гэндальфа о том, что на Юге он — Инканус, и на этимологию этого имени содержится в примечании, написанном в 1967 г.:
Что имеется в виду под «Югом» — неясно. Гэндальф заявил, что никогда не бывает «на Востоке», но на самом деле он, по всей видимости, ограничил свои странствия и свои заботы западными землями, где жили эльфы и люди, в целом враждебно относящиеся к Саурону. Во всяком случае, не похоже, чтобы он когда–нибудь странствовал по Хараду (тем более Дальнему Хараду!) или оставался там на долгий срок, достаточный для того, чтобы получить имя на каком–либо из непонятных языков тех малоизученных краев. В таком случае, под Югом должен пониматься Гондор (в широком смысле слова — те земли, которые находились под властью Гондора в годы его наивысшего могущества). Однако в те времена, когда разворачивается действие данной повести, Гэндальфа называют в Гондоре исключительно Митрандиром (так к нему обращаются высокопоставленные лица или люди нуменорского происхождения — такие как Денетор, Фарамир, и т.д.). Это слово синдарское, и об этом имени сказано, что так Гэндальфа называли эльфы; но знатные гондорцы знали этот язык и говорили на нем. «Общеизвестное» его имя на вестроне или Всеобщем наречии явно означает «Серый плащ», но поскольку оно было дано в давние времена, теперь оно звучало архаично. Его можно перевести словом Greybame («Серая Хламида»), которое использовал Эомер в Рохане.
Далее отец приходит к выводу, что под «Югом» здесь понимается Гондор, и что Инканус, как и Олорин — квенийское имя, но оно было придумано в Гондоре в более ранние времена, когда наречие квенья все еще употреблось учеными людьми и оставалось языком многих исторических записей, подобно тому, как это было принято в Нуменоре.
Как сказано в «Повести лет», Гэндальф появился на Западе в начале одиннадцатого века Третьей эпохи. Если предположить, что вначале он достаточно часто посещал Гондор и оставался там на достаточно длительное время, чтобы получить какое–нибудь имя (возможно, даже не одно) - скажем, в царствование Атанатара Алкарина, правившего примерно за 1800 лет до войны Кольца, — то вполне возможно, что Инканус — это данное ему квенийское имя, которое позднее устарело, и его помнили лишь ученые люди.
В соответствии с этим предполагается, что данное слово состоит из квенийских элементов in (id) — «разум, мысль» и кап—«правитель», встречающегося, в частности, в слове сапо, сапи — «правитель, вождь» (второй элемент в именах «Тургон» и «Фингон»). В данном примечании отец упоминает об латинском слове incanus («седовласый») таким образом, который заставляет предположить, что именно от него и произошло это имя Гэндальфа во времена написания ВК; если это правда, то это весьма странно. И в конце данного рассуждения отец замечает, что сходство квенийского имени и латинского слова следует считать «случайностью», точно так же, как синдарское Ortbanc — «раздвоенная вершина» — совпадает по звучанию с англосаксонским словом ortbanc — «коварный ум», что и означает это слово в языке рохиррим.
Палантиры
Несомненно, палантиры никогда не были чем–то общеизвестным и общедоступным, даже в Нуменоре. В Средиземье они хранились под стражей на вершинах могучих башен, доступ к ним имели только короли, правители и доверенные хранители, ими никогда не пользовались открыто, и народу их не показывали. Но во времена королей палантиры не являлись некой зловещей тайной. Иметь с ними дело было вполне безопасно, и любой из королей или из тех, кому было поручено следить за Камнями, без колебаний сообщил бы, что известия о действиях или мнениях правителей соседних стран и областей получены им через Камни[318].
После того, как окончились дни королей и пал Минас–Итиль, об открытом и официальном использовании палантиров более не упоминается. С тех пор, как Арведуи Последний Король погиб в кораблекрушении в 1975 году[319], на севере не осталось ни одного Камня, который мог бы отозваться южным Камням. В 2002 году был потерян итильский Камень. Таким образом, остались только анорский Камень в Минас–Тирите и Камень Ортанка[320].
Камнями перестали пользоваться, и они почти исчезли из памяти людской. Тому было две причины. Во–первых, оставалась неизвестной судьба итильского Камня; разумно было предположить, что защитники Минас–Итиля уничтожили его, прежде чем крепость захватили и разграбили[321]; но не исключалось, что Камень попал в руки Саурона, и более мудрые и дальновидные могли принять это в расчет. Похоже, что об этом действительно подумали, и было решено, что с помощью одного Камня Саурон не сумеет причинить большого вреда Гондору, если не вступит в контакт с другим Камнем, на него настроенным[322]. Можно предположить, что именно поэтому анорский Камень, о котором молчат все летописи наместников вплоть до самой войны Кольца, хранился в глубокой тайне; доступ к нему имели только правители–наместники, и никто из них, кажется, не пользовался им, кроме Денетора II.
Во–вторых, Гондор пришел в упадок, и почти все, в том числе и знатные люди королевства утратили интерес к истории и продолжали изучать только свои генеалогии, имена своих предков и родичей. Когда прервался род королей, в Гондоре наступило «средневековье»: науки забывались, ремесла становились все примитивнее. Послания отправлялись с нарочными и гонцами, срочные вести передавались сигнальными огнями, и если Камни Анора и Ортанка еще хранились как древние реликвии, хоть об их существовании и мало кто знал, то история Семи Камней древности была напрочь забыта; и если стихи о них еще помнили, то никто их не понимал; рассказы об их действии превратились в сказки о древних королях, от взгляда которых ничто не могло укрыться, которые владели эльфийской магией и повелевали быстрокрылыми духами, собиравшими для них вести и носившими послания.
Видимо, ортанкским Камнем наместники долгое время пренебрегали: он был бесполезен для них, и ему ничто не угрожало в этой неприступной башне. Даже если бы сомнения, связанные с итильским Камнем, не распространялись и на него тоже, он находился в области, которой Гондор интересовался все меньше и меньше. Каленардон всегда был малонаселенной провинцией, а Черный мор 1636 года окончательно опустошил его. Выжившее население нуменорской крови постепенно перебралось в Итилиэн и поближе к Андуину. Изенгард оставался личным владением наместников, но Ортанк стоял пустым; в конце концов его заперли, а ключи отправили в Минас–Тирит. Если наместник Берен, передавая ключи Саруману, и вспомнил о Камне, то он, вероятно, подумал, что более надежного хранителя, чем сам глава Совета, противостоящего Саурону, ему не найти.
