Светлана Зимина - Жрец Лейлы
Регил до боли сжимает пальцы в кулаки и трещит в руке хрупкое перо, ломаясь и осыпаясь на стол.
— Началось.
У озера вскакивает на ноги жрец Лейлы и вместе с ним поднимается сирена.
— Кирилл! Держись! — ответ, полный силы и ярости против всех. — Я иду.
Рал смотрит на двойника наследного принца и его охватывает чистый восторг. Сирена много прожил в этом мире, наверное, он был одним из тех, кто застал уход богов с Литии. И сейчас он видел частичку божественной силы в человеке, который стоял напротив него. Черная подводка подчеркивает глубину сапфиров, которые заменяют ему глаза. В это мгновение, он совсем не был похож на принца Лилиана.
Нечеловеческий взгляд избранника свой богини взглянул на сирену:
— Ты поможешь мне? — почти завораживающий шепот.
— От таких предложений не отказываются, — усмехнулся Ралирин из народа сирен. До этого момента короткие волосы капитана волной хлынули ему на плечи и спину, теряя свой темный цвет, становясь призрачно-голубоватыми. Зрачок провалился куда-то в бездну глаза, а радужка растеклась морской глубиной. Сирена, древняя и могущественная смотрела на жреца Лейлы.
— Сколько же тебе лет? — восхищенный вздох.
— Я уже давно не считал, — снисходительно пожимает плечами тот. — Но я помню, как уходили боги, и как один из них заключил лучших из лучших представителей нашего рода в гроты, наложив сложные заклинания, которые могут разрушать только некоторые из людей. И пока я хочу быть свободным, я связан с Рианом. Он не простит мне, если я не помогу…
— Дело ясное, что дело темное, — пробормотал его собеседник себе под нос. — Но нам не до этого. Надо выяснить, что там случилось…
Сирена улыбается.
— Ты знаешь, кто убил брата Кириана, чье место занял твой брат?
И Лилиан кивает головой, болезненно морщась от воспоминаний.
Горстка людей на поляне, тихая песня, восславляющая имя богини Ночи и Охоты, изгнанной из пределов Мирейи. Я стоял за деревьями, и сердце щемило от боли. В этом мире она уже не откликается на их молитвы, и её жрецы поняли это достаточно давно. Они просто чтили её память. Кристиан стоял в центре и его голос поющего поднимался к заходящему солнцу. Никогда бы не подумал, что у него такой красивый голос. А потом он замолчал и опустил голову, изподлобья взглянув на окружающих.
— Я выполнил то, что все просили. Сегодня я пел в последний раз.
— Мир теряет в вашем лице великого менестреля, — отозвался грустный голос одного из жрецов Лейлы. — Жаль, что вы отказываетесь от нашей поддержки.
Принц пожимает плечами:
— Я не заинтересован в религиях. И не заинтересован в песнях. Меня привлекает звон оружия. И как только я достигну положенного возраста, я собираюсь сдать норматив на как минимум полковника. Так что… я хочу знать все, что вы знаете о загадочной истории с Кириллом… вы обещали это в обмен на песни. Я выполнил условия договора. А насчет поддержки… мне нужны работники, мои подчиненные… вы же слишком непредсказуемы.
Жрец вздыхает:
— Хорошо, Ваше Высочество. Но знайте, вы всегда будете желанны в наших рядах. У нас не только творцы и любовники, вы бы стали отличным убийцей.
— Это бессмысленный разговор, — отрезает принц. — Итак?..
— Последователи Лейлы не причем, — начинает жрец. — Нам не нужна жизнь принца Кирилла. Даже в самых извращенных фантазиях, мы предпочли бы вонзить клинок в сердце жертвы своими руками, только такие жертвы принимает наша богиня. А здесь отравление… когда вы пришли к нам с вопросами, я позволил себе подключить источники информации немного иного характера… и вот, что я могу сказать. Все проделано в соответствии с родственным ритуалом богу Рою. Кто-то очень сильно хотел силу божества, что бы что-то получить… и использовал юного принца.
— Хотите сказать, что это кто-то из семьи? — бледнеет Кристиан.
— Ваше Высочество, — тихо чеканит жрец, не позволяя сочувствию прорваться. — Вы знали это самого начала. И догадывались о личности преступника. Просто не хотели верить…
И Крис опускает голову, его яркие зеленые глаза потухли, словно от сильной боли.
— Знаю, — глухо звучит его ответ. — Знаю… в нашей семье только один человек из страны, в которой поклонению Рою — официальная религия государства…
И я замираю, словно получив удар кинжала в сердце. Не может этого быть, губы беззвучно шевелятся в мольбе богам. Но в этом мире богине слышат. Тут можно рассчитывать только на себя и свои силы.
И так страшно, что нет мочи. Страшно. Я еще долго смотрел на, оставшуюся одинокой, фигуру Кристиана на поляне. Его плечи сотрясались от беззвучных рыданий. Здесь, как и в нашем мире, королеву любили и верили ей… слишком сильно верили… А потом и он ушел, принявший какое-то решение для себя самого…
— Ты ведь знал с самого начала, да? — я смотрю на сирену, которая так удачно умеет притворяться человеком.
Он кивает и поясняет:
— От неё всегда пахло кровью. Ты знаешь, зачем Кириан путешествовал и забрался в запретный грот, где мы с ним и встретились? Она уже пыталась убить… и сочла его достаточно легкой добычей. Но мальчик умеет убегать и ускользать, и вернулся под моей защитой.
— Почему она до сих пор не выдала тебя? — я смотрю в морские переливы его глаз.
— Мы заключили временное соглашение, — клыкастая и такая соблазнительная улыбка. — Но теперь она решила взять жизнь необычного мальчика… У того, которого она уже убила такой ауры не было. Маги списали это изменение на шок, но я вижу правду. И лисичку она тронула зря. Твой двойник тоже догадывается. Хоть и выглядит благородным глупцом.
— А Регил? — вырывается против воли.
Сирена качает головой:
— Он не верит… не хочет верить. Слишком уж любит эту женщину, свою королеву. Но когда придет время, поверит и не будет колебаться.
Я лишь киваю. У меня не осталось сомнений и вопросов.
— Как все-таки различаются жизни, если их повернуть другой стороной, — усмехаются я яркой луне и звездам. — Но что делать с её ребенком. Который еще не рожден?
— А вот это не твоя забота, пришелец из другого мира, — внезапно отметает сирена. — Его я и лисичка возьмём на себя. Так что придержи свою жажду смерти и крови при себе, жрец Лейлы.
— Думаешь, я смогу убить собственную мать? — тяжело смотрю, чувствуя тянувшее чувство внутри.
Морские глаза всматриваются вглубь моих, и несколько недоуменное:
— Действительно, не сможешь. Какие странные запреты на твоей личности и ауре.
— Пойдем, сирена Ралирин. Тебе же не терпится спеть свою Песню. Я прав?