Карина Демина - Леди и война. Пепел моего сердца
Я киваю, изо всех сил пытаясь удержать серьезное выражение лица, соответствующее торжественности обстановки.
Дама что-то проникновенно шепчет Брайану, но тот не настроен слушать. А Йен не спускает жадного взгляда с несчастной шапки. Та влечет переливами алого и пурпура, желтым пятном герба, черным медведем… восторг, если подумать. И Йен, не способный устоять перед подобным искушением, делает шаг. Останавливается, оглядывается на меня…
…Иза, надеюсь, ты не будешь переживать из-за разбитого носа? Или двух?
…пока не знаю. Буду, наверное, но не сильно. А вот сопровождение…
…уйдут. Я не намерен терпеть всех этих людей здесь.
— …и в знак будущей нерушимой дружбы Брайан желает преподнести Вашей Светлости подарок.
По знаку дамы в комнату вносят резной сундук с блестящими петлями. А из сундука появляется корабль, который торжественно водружают на подставку.
Брайан пунцовеет. Йен замирает перед этаким чудом.
А корабль и вправду великолепен.
…это бриг. Точная копия, я полагаю. Красный дуб, бронза и паутинный шелк… я когда-то мечтал о подобной модели. Там все, как в настоящем! Движется, вращается и вообще… паруса можно поднять. Или опустить. Переставить. И руль видишь? Нет, не колесо, а руль, который сзади! Управляется! Он и плавать способен!
…тебе не купили?
…мне некогда было играть.
Кажется, за чудесный бриг воевать будут трое. Или четверо — я вспомнила о существовании Урфина, которому тоже вряд ли довелось в кораблики поиграть.
Меж тем свита сочла нужным откланяться.
А Йен протянул руку к кораблю, позолоченной носовой фигуре.
— Он мой!
Брайан вцепился в корму брига.
И шапка все-таки не удержалась на голове. Оказывается, Йен мог двигаться очень быстро. И добычу прижал к груди, вид при этом имел совершенно счастливый.
— Отдай!
Йен отступил. И Брайан предстал перед выбором — выпустить бриг или же остаться без шапки.
— Моя! Тоже моя! И все мое! Тут все мое, слышишь?
Кроме шапки, Йен, сунув ее в зубы, нырнул под кровать.
— Замок тоже мой! И все, что в замке! Так папа говорит!
Йен заворчал.
…не вмешивайся. Пусть сами разберутся.
Шуба мешала Брайану двигаться, и он избавился от шубы, вот только для него кровать была чересчур низкой.
— Ты трус! Я… я вызываю тебя на дуэль!
А вот колюще-режущие предметы в свободном доступе мне категорически не нравятся.
…меч тупой. Это признак статуса. Забрать — значит, нанести оскорбление.
Вызов Йен демонстративно проигнорировал и, высунув из-под кровати руку, вцепился в шпору и дернул. Но шпора держалась крепко.
— Я тебя победю! И… и женюсь!
…Кайя, твоему сыну угрожают женитьбой.
…ему угрожают, он пусть и отбивается.
Все-таки сегодня был редкий день, когда хотелось улыбаться. И Кайя, присевший перед кораблем, не осмеливающийся к нему прикоснуться, поскольку теперь он был большим, а корабль — маленьким, был частью его.
— Я женюсь на твоей сестре! — Брайан отбрыкивался, не позволяя Йену добраться до шпор. — И все будет моим!
— Нет.
Йен убрал руки.
— Да! Так папа говорит!
Йен бросился на врага молча, опрокинул на спину и вцепился в горло. Попытался, поскольку Брайан радостно завопил и перевернулся, подминая Йена под себя. А тот ухватил врага за волосы, к счастью, слишком короткие, чтобы можно было выдрать клок.
Хрустнул чей-то нос… и тут же — второй.
И кровь стала поводом для вмешательства миротворческих сил в лице Кайя. Йен повис в правой руке, Брайан — в левой. Они еще дергались, пытаясь пнуть врага, пусть бы и находившегося чересчур далеко.
— А я… я все равно… — одежда Брайана изрядно пострадала. Он шмыгал носом, из которого лилась кровь, но плакать определенно не собирался. — Я все равно женюсь!
— Нет!
— Тихо, — Кайя легонько встряхнул обоих. — Никто ни на ком не женится, пока я не разрешу. Ясно?
Затихли оба, но смотрят с недоверием. Сказанное в равной степени не устраивает ни Их Светлость, ни Их Сиятельство. Йена нервирует возможность, что Кайя все-таки возьмет и разрешит, а Брайан испытывает сомнения обратные: вдруг да все-таки не разрешит.
…я не понимаю! Какое им-то дело?
…Брайан повторяет то, что ему внушали. А Йен… территория — это не только место. Это вещи и люди. Особенно люди.
Лучше бы они из-за шапки подрались…
Но день сегодня все-таки был хороший… мы лечили носы. Избавлялись от ненужной одежды, выясняли, почему владение всем вокруг не дает права швырять тарелку с кашей в стену. Искали несчастную шапку под кроватью… делили ее… снова лечили носы… разбирались, у кого больше стеклянных шариков… ловили недостающие… запускали в пруду корабль.
Урфин объявил себя капитаном, за что и был сброшен в воду. Спустя минуту после ловкой подсечки в пруд отправился и Кайя, едва не прихватив с собой несчастный бриг.
Он выбрался, отплевываясь, отфыркиваясь, в грязи и тине, но совершенно счастливый.
— Безумие, — Урфин растянулся на траве, раскинув руки, позволяя вечернему солнцу высушить одежду. Солнце не справится, но это не имеет значение. — Какое безумие воевать, когда так хорошо…
— Умгу, — сказал Кайя, присаживаясь рядом.
Завтра нам суждено расстаться. И я знала, что буду скучать по Урфину, волноваться за него, детей… переживать разлуку с Йеном, убеждая себя, что она — временная. Бояться будущего…
Но завтра.
Сегодня еще продолжалось. И Кайя, сняв с уха длинную плеть водоросли, сказал:
— Я этот корабль раньше твоего увидел!
— И что?
— И ничего. Вообще у тебя настоящие есть.
— Настоящие — не то. А корабль — детский…
Дети стояли на берегу, недоверчиво косясь друг на друга, а бриг гордо покачивался на середине пруда.
— И кто полезет? — задал Урфин вопрос, волновавший обоих. Они переглянулись и, не сговариваясь, ринулись наперегонки к несчастному судну…
Закат этим вечером был поздний, нарядный, в пурпуре и багрянце.
