Александр Дихнов - Один мертвый керторианец
Промаявшись так часика полтора, я вернулся на командный пункт, в рубку, но там ничего интересного не происходило, разве что вибрация была еще чувствительнее (очевидно, в силу конструкционных особенностей корабля-дракона)… Мы сматывали бешеное количество миль в секунду, но, за исключением небольших изменений в оптике, это ни в чем не выражалось. Я подумал, что если бы космос умел издавать звук, то треск от разрываемого «Прометеем» пространства донесся бы, вероятно, до самого ядра Галактики, но все это слабо утешало, очень слабо. Поэтому, когда Уилкинс, тоже болтавшийся в рубке все это время, предложил мне сходить еще разок подзаправиться, я с охотой ухватился за эту идею – хоть как-то можно отвлечься. И поначалу, даже несмотря на неспособность к приему пищи, я вроде бы слегка расслабился, но затем, после мгновенной потери ориентации – она означала, что «Прометей» только что совершил прыжок в систему Бантама, – все пошло по новой… Наверное, мои переживания были очень заметны со стороны, раз уж Уилкинс, вообще-то не склонный к лирике, по завершении расчленения куриного скелета посмотрел на меня с откровенной жалостью и, явно подбирая слова, сказал:
– Ну что вы, герцог, право слово… Все, что от нас зависит, сделано. Чего изводить себя понапрасну – говорят, нервные клетки не восстанавливаются.
Я усмехнулся:
– Все это я себе уже говорил. – Его жалость, однако, меня задела, поэтому я позволил себе слегка пройтись в его адрес: – Но ключевое слово здесь – «понапрасну». Да, майор? Конечно, исключим напрасное – вот девиз: ваш и еще половины Человечества! Что ж, может, он и не так уж плох. Но в теории, вы не находите? А на практике почему-то не выходит даже у самых закоренелых приверженцев этого принципа. Сомневаетесь? Да вот взять хоть недавний пример: в кабинете Президента Рэнда вы не стали стрелять – хотя с вашим искусством наверняка могли бы вывести Таллисто из строя, – а предпочли полезть на рапиру с голыми руками. Разве вы не рисковали понапрасну?
Слушавший вначале довольно весело, тут Уилкинс нахмурился:
– Не хочу обсуждать девизы и все такое, но пример вы выбрали неудачный! Не стрелял я по единственной причине: запасные батареи тоже сели и заряда хватало только-только на один полноценный выстрел, а он должен был пригодиться потом. Возможно, я поступил немного легкомысленно, забыл, что средний уровень физического развития и подготовленности ваших товарищей значительно превосходит лучшие человеческие образцы, но ни о какой напрасности тут и речи быть не может!
– А он – выстрел, то бишь – должен был пригодиться потом, – задумчиво повторил я. – Чтобы прострелить голову Таллисто, надо думать?
– Ну да, – слегка извиняющимся тоном подтвердил он. – Знаете, я не люблю выносить помилование врагам, которые пытались отправить меня на тот свет. Думал, кстати, – что и вы тоже не любите.
– Правильно думали. Так почему же вы не выстрелили?
– Да вы же сами мне запретили!
– Лукавите, майор! – Я улыбнулся. – Я приказал вам оставить его в покое, только когда убедился, что сами вы стрелять не станете. Согласны?
Он сделал сперва большие глаза, но я покачал головой, и ему пришлось признать:
– Да. Пожалуй, так. Но, как бы я себя ни вел, я прекрасно помню, кто из нас двоих босс! Я просто не могу принимать решения такого уровня единолично!
– Тем не менее, перекладывая ответственность на меня, вы предопределили исход. Если бы я отдал приказ убить Таллисто, то нарушил бы клятву. Даже две!
– Правда? – К нему снова вернулась веселость. – А уж не лукавите ли вы теперь, герцог? Нарушили бы клятву? Ну и что, простите? Кто бы об этом узнал? Вы же смело могли валить все на меня!
– Неважно. Я сам бы знал. Этого достаточно. Достойный ответ, но… Но этого не было достаточно, что он мне всем своим видом и показал. Что ж, я вздохнул: больше ничьей тут ничего не светило…
– Да, клятва – это лишь часть проблемы. Ведь, абстрагируясь от наших личных взаимоотношений, нельзя не признать, что смерть такой личности, как Президент Рэнда, неизбежно повлекла бы за собой множество разнообразных последствий. Я не мог оценить их в несколько секунд, да и сейчас бы не взялся…
Уилкинс удовлетворенно кивнул – никто не трусил и не малодушничал, все просто думали о будущем. А затем улыбнулся, эдак по-доброму:
– Знаете, герцог, а ведь ваш характер значительно тоньше, чем это может показаться на первый взгляд!
– Как будто бы это в равной степени не относится и к вам, – тоже улыбнувшись, вернул я комплимент и собирался еще кое-что добавить, но тут возле нашего столика материализовался один из адъютантов Реналдо.
– Адмирал просит вас подняться в рубку, – с подчеркнутой предупредительностью доложил он, и я вскочил, мгновенно вспомнив про ненадолго вылетевшего из головы Вольфара…
Однако Уилкинс был явно не в восторге оттого, что нас прервали. Когда адъютант отвернулся, он знаком попросил меня обождать, но я это проигнорировал, не думая, что может быть нечто более важное, чем грядущий конец погони. Присоединившись же ко мне на выходе из столовой, майор вновь порывался что-то сказать, но передумал, показал на ухо и, обогнав, поравнялся с моим провожатым. Пройдя в ногу с ним несколько коридоров, Уилкинс непринужденно оглядывался, а затем бросил короткий взгляд на нашивки у него на плече и вежливо осведомился:
– Коммодор, можно задать вам вопрос? Пожалуй, проявление майором неожиданного любопытства было случаем настолько вопиющим, что я бы обратил на него внимание и без подсказки…
– Да, сэр?
– Я вот так смотрю… – Уилкинс весьма естественно замялся. – А что, в вашем флоте женщин вообще нет?
– Да нет, на других кораблях и станциях – есть. А на «Прометее» действительно нет ни одной, это вы верно подметили. – Казалось, в тоне офицера прозвучал легкий оттенок сожаления, а Уилкинс на ходу обернулся, словно проверяя, усвоил ли я информацию.
Ну, усвоить-то я усвоил. Только к чему это он?.. Надо заметить, что прежде меня удивляла другая странность в его поведении, а именно устойчивое отсутствие какой бы то ни было реакции на мой план воспользоваться помощью короля пиратов. Признаться, когда по прибытии на Рэнд я поделился с ним своей идеей, то ожидал довольно жаркого обсуждения, но Уилкинс не высказал ни слова поддержки либо порицания. И тут существовало одно правдоподобное объяснение. Вероятно, Уилкинс, в прошлом кадровый военный, чувствовал инстинктивное отвращение к самому институту пиратства и не хотел иметь с их вождем ничего общего, но в свете очевидных преимуществ для дела возразить тоже не мог. Логично. Но тогда почему сейчас он заострил мое внимание на личности Be-нелоа, прежде не поминавшегося им даже косвенно? Да еще в таком своеобразном аспекте, как отношение к женщинам?…
