Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо
Она выросла еще больше, поднималась уже на сотни метров, так что трудно было охватить одним взглядом всю ее, к тому же фигура ее с каждым мгновеньем все меньше и меньше напоминала человеческую. Сотни переплетающихся буранов понеслись из нее – они в упоении вгрызались в лед, разрывали его, полнили воздух глыбами, словно змеи извивались, тянулись распростертыми, стремительно вращающимися глотками.
Они метнулись вперед и вверх навстречу снежной колдунье; они вгрызались в водовороты, вихри, в которых стремительно вращался снег такой же острый как битое стекло, они закручивались с чудовищной скоростью вокруг водоворотов – росли вместе с ними…
– Мерзавец!!! – рев снежной колдуньи ледовыми клыками вгрызся в Алёшин череп и проломил его… Но он все еще летел вперед…
Вот вспыхнуло все и он обнаружил, что тонет в тянущимся от горизонта до горизонта болоте; болоте из тощих, изувеченных человеческих тел; их было бесконечное множество, все мироздание было заполнено этим смердящим болотом…
А Оля оказалась в огромной толпе. Сверху безжалостно пекло солнце, стояла невыносимая жара, и мириады человеческих голосов сливались в один мученический стон… Толпа – бесконечная, плотная, нескончаемо перемешивающаяся, нескончаемо говорящая что–то… Она давила, она швыряла Ольгу из стороны в сторону и не было из нее выхода. И тут Ольга услышала детский, зовущий ее голосок… Оля жалостливо вскрикнула и, рассекая толпу руками, подныривая, протискиваясь, побежала на этот детский голосок.
И вот она увидела её – маленькую, сидящую на крошечном пятачке раскаленной поверхности. Каким–то чудом, плотным потоком шныряющие вокруг ноги, не задевали ее; девочка держала в руках цветные кисти и рядом с ней нарисовано было улыбающееся солнышко и задумчивая луна.
– Мама! – нежно прошептала девочка и протянула навстечу Оле свои тоненькие ручки, – Мама! – засмеялась она, когда Ольга подхватила ее на руки… Оля плакала и смеялась, и осыпала девочку поцелуями, а та зашетала ей на ухо:
– Возьми меня отсюда к солнцу и луне!
– Хорошо, хорошо, родненькая моя, – засмеялась, все еще плача, Оля и почувствовала, что за спиной ее выросли крылья и она облаком взмыла, оставив навек ревущую, скребежущую преисподнюю.
Алеша уже наполовину погрузился в вязкое болото человеческой плоти – с ужасом понял он, что все эти несчастные еще живы, шевелятся слабо, стонут, веками погружаются ко дну и затем веками всплывают…
Перед Алешей в воздухе появился летающий ковер – совсем небольшой, только для одного человека, и открылось окно за которым золотились врата. Стоило только взобраться на ковер, полететь, встретить там Олю и… Он рванулся к этому ковру, но тут услышал рядом с собой слабый женский стон:
– Помогите моему мальчику…
Он обернулся: женщина изувеченными руками прижимала к исхудалой, впалой груди, грудного младенца…
И Алеша забыл тогда о своем счастье, ЗАБЫЛ ОБ ОЛЕ, ради того, чтобы спасти эту женщину и младенца, который, когда вырастет, быть может станет лучше и его, и Оли.
С радостью он помог им взобраться на ковер – с радостью хоть и знал, что впереди его ждут долгие века мучений, в которых он будет медленно растворяться в этом болоте, сходить с ума, превращаться в ничто, и никогда не увидит он больше Оли и родины своей…
Вот ковер унес их и Алеша остался один в болоте.
Но это продолжалось лишь краткий миг – затем болото завертелось, и распалось на ледяные обломки, которые со звоном поглотились одним из кровавых буранов…
Вновь он был у Ворот; и почувствовал, что Олина воздушная рука, коснулась его руки, слилась с нею воедино…
Тут Алеша понял, что они не летят больше вверх – нет, они растут, стремительно – становятся двумя великанами. Две души их, словно два бесконечно растущих дерева, для которых века проносятся в мгновенья – все выше и выше взмывали вверх, распускались могучими кронами…
А снежная колдунья вдруг сделалась маленькой – стала снежным комом под их ногами, завизжала испуганно – и уползла в какую–то нору, исчезла без следа…
Не было теперь слабости в их телах, напротив полнились они силой великой; взглянул Алеша на Мертвый мир, как на поверженного врага – жалкой, раздавленной, холодной лепешкой лежал он под его ногами…
Чунг был теперь огромным пышущим золотым светом облаком. Здесь же был и Жар – стихия огненная преданная и гневная; и Вихрь, распустил свои черные крылья…
– Ну вот мы и пришли. – голос Оли пролетел над Мертвым миром, сотрясая его…
Теперь врата были в один рост с Алешей – он протянул руку к их створкам. Едва коснулся вделанных в них колец, как они сами плавно стали перед ним раскрываться; нежный полнящий свет коснулся его лица…
– Прощай, прощай друг! – запело дождем и ветром золотистое облако, которое было когда–то Чунгом, – Меня ждет другой – мой бесконечный мир! И сейчас за створками ворот наши дороги разойдутся, но не на век – знай, что наши миры где–то пересекаются меж собой, и мы еще обязательно встретимся…
И вот ворота открылись полностью, и над ними раскинулось облачное, хранящее в своей бесконечности все сноведения и мечтания небо. Неописуемое в своем многообразии, нескончаемое, все время движущееся…
И они переступили порог…
Запах спелых пшеничных колосьев, чувства вечного покоя, простора и любви; все это реками хлынуло в их души… И они полные любви и счастья поднялись к небу, полня и пронзая его…
* * *
Алеша открыл глаза и обнаружил, что лежит на ледовом полу, который сотрясался в смертных судорогах. Время от времени с потолка, сопровождаемые облачками снежной пыли, падали обломки.
Он сразу почувствовал это теплое, бьющееся в его груди – это был бесконечный живой мир его видений.
– Оля, – захрипел он и из рта его потекла струйка крови, смешиваясь с той кровью, которой залито было все вокруг.
Он приподнялся на локте, увидел ее: она лежала рядом с ним, мертвая, наполненная небесной белизной, с горстью красной рябины около сердца.
Не отчаяние, но светлая вечная печаль, которая сродни была любви охватила его теплым согревающим облаком.
Он помнил ее слова, и он знал, что теперь они действительно никогда не расстанутся, что теперь каждую ночь будут встречаться они в том бесконечном мире, а потом в один прекрасный день, когда смерть коснется и его, встретятся там уже навсегда…
Алеша осторожно подхватил ее тело: она была легка, невесома. Он понес ее, не чувствуя ног, словно бы паря по воздуху; все всматриваясь в ее лицо, запоминая на прощание каждую ее черточку…
Потом он вышел на берег подводного грота и там встречала его ледовая лодка – он сел в нее, и она стремительно понесла его прочь, по ледяным туннелям.
