Людмила Минич - Ступени в вечность
— Ты сделал то же для Тангара, — возразил Аркаис.
— Нет, не то же. Все случилось само. Я лишь свёл их в одном месте и времени. Её сердечная привязанность не была хитроумно мною подготовлена. Я не ловил каждую мысль её, оплётшись вокруг Нити, как ты. Это все равно что обмануть ребёнка.
— Эта женщина вцепилась бы в любого. Настолько ты лишил её уверенности и, главное, радости. Она нашла её там, где смогла. Вернее, там, где ты позволил. Это ли истинная помощь жаждущему, истинное сочувствие? Мы оба знаем, что Тангар не тот, кто нужен Маритхе. — Он открыл глаза, посмотрел не сквозь Равангу, а в упор. — Она ведь на самом деле отличается от ей подобных. Ты чувствуешь всплески её Нити? Видишь, как она впитывает знания, даже тяжкие? — Великий едва заметно опускал подбородок. — После первого страха и боли они растворяются внутри так… естественно, я хочу сказать. Как будто были там всегда. Бессмертные наделили свой Ключ поистине великими дарами. Странно, что они выбрали женщину…
— Странно… — согласился Раванга.
Они оба посидели немного в молчании, изучая какие-то недоступные горизонты.
— Многие из твоих слов справедливы, — наконец первым нарушил тишину Раванга. — И её слова тоже. Знать бы только, где в речах Маритхи ты, а где она сама…
— Я не подсказывал ей мыслей и решений, — ввернул Сын Тархи, — моё и так будет моим, а мне даже нравится за ней наблюдать. Она тоже ценит ясность. И одновременно бежит от неё, как все остальные. Не хочет жить с закрытыми глазами и открыть боится. И знает это.
— Хорошо, пусть так, — согласился его противник. — Тогда вы оба в чем-то справедливы. Я уподобился тебе, с самого начала выделяя твою Нить, не её. Стремление поколебать тебя, вновь привести к началу значило гораздо больше, чем желание помочь ей в беде. Но истина такова, что… если воспользоваться твоим же языком, то твой голос в Великой Песне намного сильнее и значительнее, чем её. Так всегда случается, когда судьба обычного человека оказывается связанной с судьбами сильных. Почти всю жизнь ты искал этот Ключ. Ты ничего не желал так, как его. Мне выпала единственная возможность вернуть тебя миру. И я употребил её, хотя ты не просил вмешательства. Просила она. Но ей досталась незавидная роль. Я не понимал ни тебя, ни её, ни себя. Жалеть теперь поздно, а исправить содеянное невозможно.
— В чем же ты узрел свою возможность? Чего ты ждал от меня? Чтобы я опекал Маритху? Я опекал. Нельзя потерять столь ценный дар Бессмертных.
— Бессмертные ни на что не указали. Четыре дня я провёл между мирами, выспрашивая хоть какого-то слова, какого-то знака, но они были потрачены тщетно, а время оказалось упущенным. Не того я ожидал, Аркаис. Если ценность Двери так велика, Бессмертные должны были меня направить. Но я услышал только одно… не прозрение, даже не слово, скорее намёк. «Дар». Дар, это что-то значило… Ты впервые не смотрел на человека глазами Сына Тархи, ищущего жертву, чтобы сделать свой источник ещё сильнее. Ты смотрел на неё и видел дар Бессмертных. Смотрел без извечного презрения. Был заинтересован. Наблюдал за ней. Ты жаждал Ключ и готов был за него бороться совсем не для игры со мной. Ведь мне ничего не стоило сразу же, прямо в пустоши, устранить тот самый узел, что был навязан её Нити. Ты не ждал серьёзного отпора и потому не постарался, как должно. Но я не сделал этого… потому что в первый раз ты оказался связан с человеком Нитями, и сделал это сам. Тебе надо было добраться до сердца Маритхи — в этом все дело. Ни сила, ни посулы не могут заставить сердце вспомнить Слово, оно слишком глубоко погружено в Великую Песню, не достать. Тебе дали редкий случай не соблазнить, но приблизиться… не отобрать, но попросить. Однако для того, чтобы по-настоящему войти в чьё-то сердце, нужно иметь своё. Ты же вновь нашёл простой путь, но чем дальше, тем больше не уверен, что достиг успеха. Потому ты и похитил женщину чужими руками. Я обнаружил твою игру, и теперь ты опасаешься. Ты совершенно прав: оборвать цепочку, которой привязано сердце Маритхи, проще, чем создать этот мост. Стоило лишь рассказать всю правду о тебе, но я медлил до самого прихода в Латиштру, все ещё надеясь поколебать тебя. И снова время утрачено…
— Зачем же говоришь это теперь? Мне? В чем твоя выгода? Ведь если твои намерения могли осуществиться, то для таких речей ещё слишком рано. А если твой расчёт был неверен с самого начала, то признаваться в этом и бесполезно, и опасно. Раньше твои истинные устремления скрывала Сфера, теперь же они мне известны.
— Теперь… потому что теперь. — Великий Раванга открыто улыбнулся. — Это прозрение, только и всего. После твоих слов я снова целен как никогда. Проиграна только Маритха. Только Ключ. Но подойдёт ли он к замку, Аркаис? Подумай.
— Тебе не пора уходить, Раванга? Если ты поведал мне все свои прозрения.
— Не все. Пришло ещё одно. Сказано ещё не все, что должно быть услышано.
Они умолкли и долго сидели в тишине, видимо, размышляя над последними словами. Ветер снова почти застыл, еле слышно касаясь лиц двух Великих. Сейчас между ними не было состязания. Каждый говорил с собой. Шевелились только пальцы на струнах муштара.
— С ней ничего не случится, — теперь уже Сын Тархи прервал их общее уединение. — И если ты ещё преисполнен желания её осчастливить, то после окончания моих трудов легко вернёшь женщину под свою руку. Пусть возьмёт все, что сможет, от Тангара, а потом идёт вперёд. Она не из тех, кто будет жить с закрытыми глазами, несмотря на дикие страхи неизвестно откуда. Я не вижу и даже не слышу их причины. Если действительно желаешь ей помочь, то не мучай понапрасну тем, чем пичкали тебя в Амиджаре. У неё другой путь, в равной мере отличный от моего и твоего.
— Ты знаешь, что сам проложил его.
— Я не желаю лишнего зла этой женщине. Напротив, она меня изрядно позабавила, а потом и удивила, даже поразила, и весьма. Неожиданно для меня самого, и это стоит многого. Я, Сын Тархи, благодарен ей. Оказывается, и в этом мире осталось непознанное. В другое время я не пожалел бы усилий, чтобы раскрыть её тайну. Но оставляю это тебе, ибо сейчас у меня иная цель.
— Не желаешь зла. Возможно. Но ты сделал его, не задумавшись. Мне казалось, что для тебя будет достаточным привязать её Нить и следить за ней. Пытаться снова завоевать доверие, потом шаг за шагом излечивать сердце, отравленное знанием о тебе. На этом пути возможны любые чудеса, и я их видел. Но я недооценил коварство Сына Тархи. Ты заставил её забыть о знании, не обращаясь к сердцу прямо. Маритха сама питала свои надежды, идя за ложными намёками, заглатывая ту ложь, что ты ей приготовил.
— Я не позволил себе ни слова лжи, — прервал его Аркаис. — Всего лишь тронул кое-какие волокна её Нити и позволил женщине отдаться тому, что есть в ней самой. Её естество поднялось на поверхность, и это то же самое, что произошло с Тангаром, Такхуром, Самахом, Васаи, Радихом — всеми, кого я касался. Я всегда ищу уязвимое место… это главное, что необходимо Сыну Тархи, потом остаётся лишь задать направление, выбрать нужный момент… Я предоставляю людям самим обводить себя. Вот и Маритха соблазнилась собственными мыслями. Ей хотелось верить в обман, и она поверила. Теперь она смотрит на меня сквозь своё знание, с радостью отбрасывая его в сторону. Многое забыто. Многие твои усилия пошли прахом. Ты рассчитывал на то, чего не могло случиться. На чудеса! — Он рассмеялся. — Я не Великий, чтобы врачевать людские сердца. Это твой путь, у меня же свои цели. В любом случае Маритха получит больше, чем до встречи со мной. Тогда она была слишком заурядна, слишком сера. Теперь женщина не сможет вернуться к прежнему, даже если захочет… Она видела и слышала свою Нить, а это уже немало. Мало того, я показал ей свою, я дал к ней прикоснуться, я пел для неё. Этой платы ей вполне достаточно.
