Мария Чернокрылая - Эта безумная, безумная семья
Но, несмотря на все мелкие неудобства, я осталась в полнейшем восторге. Знаете, это поистине незабываемые ощущения! Под ногами перекатываются мышцы сильного, быстрого зверя, ветер норовит сорвать тебя на землю, а ты прижимаешься к надежной шее, вдыхая запах шерсти и трав, и только думаешь о том, как бы не свалиться. А вокруг тебя мелькают деревья, которые ты видела лишь раз в своей жизни, в одном из снов, куда в детстве приходил дядя с удивительными рассказами, чтобы развеселить тебя. И страшно, что на очередном повороте вы вместе с волком впечатаетесь в какой-нибудь ствол, но ты полностью доверяешь своему партнеру… Это было даже удивительней, чем в ту ночь, когда я бегала на своих двоих вместе со Стаей!
Ворон бежал впереди, безошибочно указывая дорогу, и время от времени оглядывался на нас, словно просил бежать быстрее. И Серый действительно пытался, а мне оставалось лишь раздумывать, где это я успела набрать лишние килограммы, что так мешаю ему бежать…
Но, даже несмотря на это, добежали мы удивительно быстро — где-то минут за пятнадцать, если меня не повели мои внутренние часы после перемещения. Как я узнала, что мы прибыли на место? Деревья неожиданно расступились, а впереди показались дома, больше похожие на нечто среднее между вигвамом, шатром-палаткой и деревянной избушкой. Точнее описать я это не смогу, потому что не сильна в архитектуре.
Увидев дома, Ворон завыл торжественно и немного тревожно, и кинулся к одному из домов со всех лап. Сергей же, наоборот, остановился и присел немного, помогая мне слезть. Только когда он перекинулся обратно в человека и одел штаны (остальное он одевать отказался, отчего мне позже пришлось кидать на разных молоденьких оборотних ревнивые взгляды).
К "палатке", за пологом которого скрылся Ворон, мы подошли как раз в тот момент, когда оттуда раздался младенческий плач. Честно говоря, мне было неловко заходить внутрь в такой момент, но Волк буквально подтолкнул меня внутрь, как всегда, пропуская вперед себя. Как ни странно, но в "доме" оказалось довольно много лю… оборотней. "Представители разных видов, — едва слышно пояснил мне Сергей на ушко. — Традиция у них собираться на рождение нового члена рода, чтобы сразу определить, кто будет наставником". Но, честно говоря, все это я заметила отстранено, взгляд против воли притянулся к уставшей, взмокшей женщине, которая с улыбкой смотрела на новорожденного малыша. Мальчика на руках держал Ворон, совершенно очумело улыбаясь и только тихо повторяя:
— Мальчик… Волчонок… Волк! Листья, у нас волчонок! В нашем роду волчонок…
И он выглядел таким счастливым, что я даже мысленно не удивилась и не съязвила формулировке "у нас". Потому что неожиданно на душе стало так тепло, так щемяще нежно, что я сама почувствовала — у нас появился волчонок… В этот мир вошла новая жизнь, и роженицы только-только начинают колдовать его грядущую судьбу. А пока что новорожденный кричал, с плачем празднуя новое рождение, и я просто радовалась, просто улыбалась, прижимаясь к боку Серого. Это было… настоящее волшебство…
Когда мы вдвоем (Ворон захотел остаться с племянником хотя бы на неделю, тем более, что он теперь за него отвечает) возвращались на ту поляну, куда нас перекинули, Сергей тихо спросил, не выпуская меня из своих объятий:
— Теперь поняла, зачем ты была нужна "нам там"?
Я кивнула, по-прежнему улыбаясь. В голове крутилось столько мыслей, что они невольно путались, сталкиваясь друг с другом и переплетаясь, как два клубка, которых гоняет маленький котенок. Только что пережитые впечатления смешивались с воспоминаниями о том дне, когда в нашем доме впервые закричала Дашка, а они в свою очередь возвращали меня буквально на два часа назад, когда меня посетили те мысли о своем ребенке. Получалась сущая каша, но улыбаться она совершенно не мешала, и настроение тоже не портилось. Весь мир казался таким удивительным, словно это не маленький волчонок родился сегодня, а я родилась заново. Странное такое чувство… Его сложно передать, очень сложно. А ведь когда родилась Дашка, я такого не чувствовала даже близка. Хотя, что я тогда могла понять? Сама была ребенком. Или, все-таки, это сейчас было все по-другому?..
Неожиданно Волк остановился и повернул меня к себе, серьезно заглядывая в глаза и заставляя мои мысли немного разбежаться. Положив руки мне на плечи, Сергей тихо прошептал:
— Я тебя люблю. И я тебя никогда не оставлю, и всегда догоню, куда бы ты не вздумала убежать. Потому что я вижу, что ты тоже любишь меня. И моя жизнь без тебя — не более чем существование во имя долга перед Стаей. Ты моя жизнь…
Час — разобраться в себе, пока еще тихо.
Собачья вахта, холодно, скоро рассвет.
В детстве в лесу рассвет пах земляникой.
Теперь пахнет водкой, и разницы в принципе нет.
Час — будто ночь, одиночество старит год за три.
Сколько бы битв не кипело в твоей голове,
Здесь каждый сам за себя, только выживет вряд ли.
Дай мне надежду, будь на моей стороне.
Ты слышишь, будь на моей стороне,
Не надо приказов, я просто прошу.
Знаешь, у меня никого больше нет,
Я знаю вкус лжи, но сейчас я не лгу.
Даже когда на губах твоих кровь,
Даже когда я не прав,
Даже когда я веду безнадежный заведомо бой,
Даже когда ты не видишь ни целей, ни прав,
Даже когда не останется сил,
И я упаду в крови и грязи
Ты слышишь, будь на моей стороне
Всегда. Потому что я так просил.
Знаю, что скоро утро взорвется рассветом.
И это будет последний мирный рассвет.
Здравствуй, дружок, ты хотел быть поэтом?
Что же, прошу к амбразуре — теперь ты поэт.
Были артерии трас и оазисы станций,
Все, что увидеть успел, запиши и пора.
Мирно живут только те, кому не за что драться.
Ты стал слишком взрослым и понял, что это война
Ты слышишь, с грохотом падает небо
На плечи мои — мне долго не простоять
Ты помнишь, ты же верил в поэтов,
Один я не воин, но вместе нас уже рать
Ты знаешь, мои баррикады всегда пустовали,
Поэтому мне и не снятся лица друзей,
Ты веришь мне? Меня столько раз убивали.
Ни в чем не клянись, просто будь на моей стороне… [12]
Глава шестая
Она вошла в зал, как выходит королева к гостям, словно сделала большое одолжение и совершенно не опоздала, это другие пришли раньше. Светлые волосы были идеально уложены, ни одна прядка не выбивалась из шикарной волны. Черный костюм, одетый в качестве траура, элегантно облегал фигуру, скромно подчеркивая высокую грудь и соблазнительные бедра, а ноги казались еще длиннее, чем на самом деле, за счет высоких каблуков и прямого покроя брюк. Легкий, не вызывающий макияж подчеркивал строгость стиля, но глаза были скрыты за толстыми стеклами черных очков — якобы для того, чтобы скрывать следы усталости и недавних слез. А, быть может, это было сделано исключительно ради журналистов. Идеал современной женщины сквозил в каждой ее черте, в каждой движении, которое начиналось от носков туфель и заканчивалось изящным маникюром на длинных ногтях. Ей оглядывались вслед мужчины, которым не могли запретить любоваться ею даже верзилы-телохранители, на нее с завистью смотрели другие женщины, ею восхищались. И лишь одна я желала собственноручно удушить ее.
