Сергей Чичин - Гнев генерала Панка
— Теперь похоже, — признал бдительный друид. — Ну, спасибо, что уважили. Пойдём-ка мы отсюда, пока вы переделывать не начали. По своему опыту знаю — опосля переделывания обычно костей не соберёшь.
— Верно! — подхватил генерал, распираемый свежими силами. — Были в моем отряде как-то раз два костоправа — на дух друг друга не переносили! Вот одному бедолаге взялись лубки на сломанную руку накладывать, так шесть раз ломали граблю, ибо каждый уверял, что, мол, второй кость сложил неправильно. Эх, невезуха выпала тому кренделю, а как ему это надоело — так и всем остальным её хлебнуть довелось, поскольку взял он второй, целой, рукой булаву да так обоих отпендюрил, что пришлось их на постой в попутной деревеньке оставить, а без костоправа вообще воинству на марше ох как тяжко…
Гоблины похватали свои гобиссоны и доспехи, Чумп устремился к выходу впереди всех, обеими руками поддерживая внезапно потяжелевшие штаны. Генерал какое-то время глядел ему вслед, мучительно соображая, как это так ущельник ухитряется прибавить весу в штанах не где все нормальные… ну хорошо, пусть очень несдержанные… гоблины, а где-то сбоку, в области карманов. Потом сопоставил Чумповы затруднения с казначеевой сумкой, внезапно утратившей солидную припухлость, и сам не заметил как выскочил следом за ворюгой, вновь ушибив макушку дверную притолоку. Неловкость его обуяла превеликая — как ни крути, а за всю свою сознательную жизнь кражами промышлять не доводилось. Вот отобрать чего бы то ни было — это да, это было, всегда знал что возразить, буде упрекнут в варварстве и общем поведенческом цинизме; а как можно оправдаться, будучи пойманным за руку на низменном воровстве, и помыслить не мог, сам за такие проделки в подведомственных ему воинствах рубил сразу голову, потому что руку, как принято в просвещённых королевствах, в походных условиях совершенно нерентабельно.
— Ах ты ж! — укорил он Чумпа уже на улице. — И не совестно? За доброе дело?
— Это тоже скидка, — насупился ущельник. — У них своя работа, у меня своя. Я же не ною, что ты всё, что движется, принимаешь за личное оскорбление и ну мечом тыкать?
— Как раз ноешь. Но и сам, кстати, мечом норовишь то и дело… Что ж, мне тоже теперь по карманам шмонать?
— Ну, согласись, на старости лет не помешает заиметь хоть один полезный навык среди воинских умений.
Генерал свирепо плюнул под сапог демагогу, сунулся было натягивать кольчугу, но спохватился: посреди города, да ещё рядом с этим окаянцем вовсе бы не хотелось запутаться, да и ветерок приятный, тёплый, свежий, не век же от него под пудовой железной рубашкой хорониться. Затолкал в седельную сумку — чудное изделие словно пролилось в неё между пальцами, еле слышно звеня тысячами мелких колечек. Меч тоже нацепил на седло, сам расправил плечи, постарался затереть пальцем пятно от мясного сока на подкольчужной рубахе, только размазал, но счёл миссию выполненной.
— Ныне отправимся на постой, — объявил затем генерал своей компании, вывалившейся следом за ним. Вово напялил своё пончо, Зембус обошёлся фуфайкой, а Хастред примерял на свою косматую персону амплуа дикого варвара, небрежно повязав гобиссон на талию поверх штанов. В Копошилке подобные полуголые не особенно приветствовались, могли, пожалуй, и замечание сделать, и даже не пустить в иную ресторацию, чтоб гостей не распугивал, но ныне книжнику было на это наплевать полнейшим образом. Всё равно отягощать себя без нужды тяжеленной бронёй ему не хватило бы силы воли, а ещё вчера бывшую новой фуфайку во множестве мест испещрили кровавые и масляные потёки.
— А кушать? — тоскливо возлюбопытствовал Вово, переминаясь с лапы на лапу. Меч свой он, расслабившись, волок по земле, оставляя за собой длинный змеистый след, прочерченный в пыли ножнами. Или, если посмотреть с иной стороны, достаточно успешно заметал свои собственные следы.
— Кушать там же, — успокоил его заботливый генерал. — Ежели сквалыжный хозяин вдруг не станет кормить, ознакомлю с древней воинской практикой децимации, что значит — десять сапог против одного хуманса. На крайний хрен — там рядом таверна, дорогая, как сволочь, но о воинстве я завсегда позабочусь… да и Чумпу вон скидку дают все без разбору. После надо арсенал пополнить, эвон как поиздержались. Ещё идеи будут?
— Будут, — ответствовал Хастред поспешно. — Глубоко, я бы сказал, личного плана.
Зембус потряс свою фляжку, опустошённую ещё в подземелье, скривился и показал её генералу.
— Надо бы запас пополнить. Так что — за травками… Хотя какие тут травки, в городе-то.
— Из самых дальних стран привозят, ежели торговцы не врут, — заверил Хастред.
— Врут, — печально доложил Чумп. — Иначе какие ж они на фиг торговцы?
— Из самых дальних мне не надо, я ж только по своим краям… Поглядим, однако.
Хастреда опять отрядили прокладывать курс, он вскарабкался на лошадь и как раз успел углубиться в один из многочисленных переулков, когда со стороны покинутого храма ветер донёс совсем какой-то несвященнослужительский вопль:
— Ах, Стремгодовы гоблюки! ОБОКРАЛИ!!!
«Вот заразы, — сумрачно подумал книжник, который исповедовал схожие с генералом взгляды на перераспределение собственности, в соответствии с коими взять чужое, не дав взамен по голове, выглядело крайне скверным поступком. — И ведь не будет теперь жизни! Им чего, они свой Хундертауэр отобьют, и скатертью дорожка, а тутошний гоблин — я, кого песочить пошлют судебных приставов? Меня же…» Но, как ни странно, угрожающая эта мысль не вызвала в душе грамотного гоблина особых терзаний. Всему, видимо, есть предел, в том числе и гоблинской усидчивости. Не хотелось себе признаваться, но, пожалуй, круги по поверхности этого болота пустил камень, пущенный злобной эльфийкой. Совершенно для приключений не приспособленная, ни поговорить толком не способна, не получив по рогам, ни ответно доходчиво в тыкву врезать, от собственной магии и то обвисает жалобной тушкой, а вот пожалте же — в путь, презревши грошовый уют и даже предоставляемое папой изобилие. В глубокие подземелья, в погоне за знаниями, за новым, непонятным, неизведанным! А ты сидишь дуб дубом, здоровущий бугай, хотя в мире ещё столько нового, захватывающего и интересного, и столько гадостей, по которым топор горючими слезами плачет!
Оно конечно, тут и теплее, и на башку не каплет, и не приходится выбирать между зряшным тасканием на плечах неподъёмного доспеха и дырками в собственной незащищённой шкуре… а всё-таки волочет что-то. Вот на генерала посмотреть — не дает ему покоя какое-то немалое шило, хотя мог бы уже почивать на лаврах… Вроде и тот ещё раздолбай, но какой целеустремлённый! Поневоле проникаешься уважением и задаёшься вопросом — а сам-то в его годы кем будешь? Сменишь того старичка-библиотекаря? Будешь за кружку пива доносы в корчме писать? Нет, по всему, не предусмотрел Занги для своих детей достойной судьбы иначе как на поприще искателей приключений… Да и чему удивляться, тот ещё был обустроитель. Или правильно — обустраиватель?
