Людмила Астахова - Злое счастье
Впрочем, осмелься Аллфин расспросить дядюшку поподробнее о пожеланиях относительно собственного будущего, тот бы не знал, что и ответить. Накануне только самый ленивый из униэнских нобилей не заслал кого-то из слуг разведать о настрое Рыжего Мэя. Кто по наглее, тот отписался о своих личных предпочтениях, иногда в самых простых выражениях выражая желание или нежелание, видеть на престоле одного из Джэрэт'лигов. Мэю осталось лишь подивиться количеству сторонников, а так же недоброжелателей. Оказалось, что его персона, как и прежде, вызывает в народе униэнском весьма противоречивые чувства.
После бани Мэй чувствовал себя заново родившимся, мрачность его сама собой развеялась, и он без особых возражений и недовольства позволил Хельху заняться облачением.
Когда дело дошло до тонкой кольчуги, в покои заявился Тайго.
— К тебе можно? — спросил он.
— Ты уже вошел, — махнул рукой Рыжий. — Помоги с курткой.
Тайгерн окинул критическим взором одежду брата и поморщился:
— Не мог выбрать что-нибудь поновее? У тебя есть отличный нагрудник с инкрустацией.
— Обойдутся, — фыркнул Мэй. — Главное, чтобы мне было удобно. Застегни наручи.
Их состояние тоже оставляло желать лучшего, настолько потертыми они были, но критиковать выбор брата Тайго не решился. Как и новомодные ангайские штаны, именуемые д'шинсы, в которые Мэй облачил свой зад. Лишь полюбопытствовал:
— Хочешь все-таки нахамить Высоким Лордам?
— Не твое дело! — огрызнулся Рыжий, делая вид, что более всего поглощен причесыванием.
Хельх как раз тщательно вплетал в ритуальные косички черные и белые шнурки — три на лбу и по одной на висках. Толстая коса — традиционная прическа униэн — делали Мэя еще больше похожим на Финигаса. А когда оруженосец набросил ему на плечи великолепный плащ из темно-зеленого бархата подбитый рысьим мехом, то Тайгерну стало совсем нехорошо. Именно так был одет их отец накануне дня своей смерти.
— Что ты надумал сделать? — тихо спросил он.
— Я собираюсь на Королевский Совет, — холодно обронил Мэй. — Забыл?
Сказал так, что у Тайго потемнело в глазах. От гнева и обиды.
— Не разговаривай так со мной, брат! Не смей смешивать меня с грязью, как это делал Финигас! Я больше не мальчик, которым помыкали все кому не лень!
— А я не фигурка в «ангелах»! Чтоб кидать кости и двигать мною как заблагорассудится! — возмутился в свою очередь Мэй. — Сам додумался или Сэнхан подослал? А сам не пришел, потому что знал — выгоню.
Тайго прикусил язык. Как и прежде старший братец их всех насквозь видит, еще с детского возраста. Это у Рыжего от отца. Его не обманешь и вокруг пальца не обведешь, будь ты хоть сам Лойс.
— Вот объясни мне, тебе-то это все зачем? — спросил Отступник. — Я же никому поблажки не дам — ни своим, ни чужим. Тебе же первому перепадет. Отправлю держать Приграничье, а потом спрошу, как с недруга. Ты это понимаешь?
Младший братец тяжело вздохнул.
— Мэй, ты зря до сих пор считаешь меня легкомысленным остолопом, которому только скакать меж дамскими будуарами. Я давно уже взрослый. Ты забыл о моей клятве в Санн-Рэй?
После Мор-Хъерике, после смерти Финигаса, Рыжий сидел под домашним арестом, ожидая королевского суда. Совсем один в брошенной загородной усадьбе, безоружный, лишенный дара, измученный бессонницей, искалеченный душевно и покинутый даже слугами. Тайго приехал вместе с Дайнаром, Ллотасом и Даугир, презрев запрет Верховного короля, и первым встал на колени перед братом, буквально насильно вложив свои руки в руки Мэя. Он первый поклялся защищать своего господина «от всех мужчин и женщин, как живых, так и мертвых».
Нет, Рыжий не забыл, а на его губах до сих пор горел соленый от слез поцелуй Тайгерна. Они все не могли сдержать слез, когда увидели во что превратили несправедливые наветы и жестокие обвинения гордого сына Финигаса. И если Даугир — слабой женщине — это простительно, то от Дайнара с Ллотасом никто такого проявления чувств не ожидал. И не забыл Мэй, что тогда смог, наконец, заснуть только, положив голову на колени младшего братишки.
— Я помню, Тайго…
— А если помнишь, то зачем пытаешься обидеть? Я искренне считаю, что ты станешь величайшим из королей Тир-Луниэна. Ты достоин.
В комнате повисла гнетущая тишина. Тайгерн не сводил глаз с сурового лица брата, в надежде, что искренние слова подвигнут Рыжего на решение и внушат уверенность.
— Тайго, скажи мне, что такое особенное делает человека королем? — вдруг спросил тот. — Когда ты опустился предо мной на колени… тогда в Санн-Рэй… о чем ты думал? Ты лишь хотел поддержать дух старшего брата? Или было что-то еще?
Ответить оказалось не так просто. Тайгерн задумался.
— Ты почти умирал, ты утрачивал себя… Если честно, то я думал, что тебя спасет только мысль о долге перед людьми, вверившим тебе свою честь.
— Считаешь, теперь меня тоже нужно спасать с помощью платинового венца?
Тайгерн без малейшего душевного трепета встретил взгляд брата. Тяжелый, словно…
— Теперь спасать нужно Тир-Луниэн, — сказал он. — Он стоит того.
И впервые за долгие годы у Мэя не нашлось ответных слов. Он просто стоял и смотрел, как его младший брат изящно разворачивается на каблуках и исчезает за дверью.
Разве Альмар был плохим королем? Разве это не его усилиями Тир-Луниэн получил почти пол столетия мира и относительного благополучия? Рыжий сам не заметил, что разговаривает вслух.
— Что же я такое пропустил за эти пятьдесят лет?
— Вы просто были слишком поглощены делами Приграничья, мой лорд, — негромко отозвался Хельх.
Рыжий дернулся и поглядел на оруженосца с таким искренним изумлением, будто это заговорила его Сванни.
— И ты туда же?
Чего больше было в голосе Мэя — удивления или угрозы — неясно, но Хельх осмелел настолько, чтобы развить свою мысль дальше:
— Никогда еще Великие Дома не были настолько разобщены и так погрязли в мелких сварах, как в царствование государя Альмара. А вы относились к нему, как к другу…
— Я не припомню, когда интересовался твоим мнением, — проворчал князь. — Альмар был хорошим королем.
Он знал государя с детства, и видел его недостатки. Альмар, с одной стороны, всегда был нерешительным, а с другой стороны, очень податливым на чужое влияние. Зачастую, кто из советников последним выходил из его кабинета, того мнения и придерживался государь. По большому счету, очень долгие годы Альмара делал ир'Брайн. А это неправильно! Король делает сам себя.
— Вы будете самым лучшим королем!
