Алексей Пехов - Пересмешник
Все секреты становятся тайной, а тайна превращается в зло. В этом истина любого секрета.
— Но наш безумный друг нарушил все планы и убил его прежде, чем мы достигли результата.
— Поэтому все свалили на меня, психа спрятали в лечебнице, где он был под контролем и не вызывал подозрений, а сами стали искать другой способ и нашли его, увидев платок у чэры эр'Рашэ.
— Ты очень осведомлен и догадлив. Снимаю шляпу, Пересмешник. Все верно, но пожар, как это говорят у вас, игроков, спутал все карты. Прежде чем мы смогли его отловить, он почти завершил рисунок. Очень увлекающийся человек, и хочет жить вечно. Отчего-то он решил, что может стать лучэ-ром, если выпустит останки Князя на свободу. — Влад искренне рассмеялся, хотя его глаза были так же холодны и внимательны. — Если человека пичкать обрывками культуры, которой тот не понимает, то он становится прекрасным фанатиком и оружием в чужих руках. Нам не нужно было ничего делать, лишь ждать да молить Всеединого, чтобы артефакт попал к нам вовремя. Фарбо все-таки был дураком, все время гнался за fama clamosa [44], но привел нас куда нужно, за что ему большое спасибо.
Я испытывал ненависть к этому лучэру и, понимая, что время уходит, все же спросил:
— Зачем был убит эр'Дви?
— Мне жаль. Большая потеря для государства, но не оставалось иного выбора. После того как дурак эр'Кассо натравил его на девчонку, все начало рушиться. Эр'Дви начал копать, догадался, что мага стоит искать не среди отвергнутых и незарегистрированных, а среди своих. Стал расспрашивать, поднимать личные дела. Могло кое-что выплыть, к тому же он понял, что Носящих колпаки все-таки не существует, и эр'Кассо, а также пара его сотрудников, работающих на нас и сообщивших ему ложные сведения, оказались под угрозой. Действовать пришлось быстро, и я швырнул ему в карету бомбу.
— Ты как на исповеди, — нехорошо усмехнулся я. Влад вернул усмешку:
— Я готов рассказывать тебе что угодно и сколько угодно, лишь бы ты не шел к гробницам. Разумеется, если ты не хочешь умереть.
— Ты заботишься о моей жизни? Не поздно ли?
— Никогда не поздно, — невозмутимо ответил палач. — Тебе здесь нечего делать, Тиль. Я хочу, чтобы ты забыл о гневе и мести. Ira furor brevis est [45]. Оно проходит. В память о нашей дружбе я даю тебе возможность выбрать. Ты попал в неприятную ситуацию, но ты не мой враг. Исчезни, прежде чем это вырвется на волю и будет поздно. De fausto [46] и не оглядывайся. Это будет лучшее решение втвоей жизни. Иначе… — Он крепче сжал рукоять меча, что было очень недвусмысленным намеком на неприятную для меня развязку. — При всем моем уважении к Анхель ей не стоит связываться с Рогэ.
Мой амнис окатил меня холодной яростью.
— А ты сам не боишься того, что случится? — спросил я, потянув с ответом.
— Нас оно не тронет.
— Сомневаюсь, — пробормотал Стэфан. — Никто из вас не понимает, что это такое. Никакие талисманы, обереги и силы одного жалкого волшебника его не удержат. Умрут все.
Я это прекрасно знал, и лично мне было жутко от того, что должно произойти.
— Что скажут твои товарищи, когда узнают, что я ушел, Влад? — Я сделал вид, что колеблюсь.
— Они не узнают.
Мы смотрели друг на друга, и я не сомневался, что он знает, какой выбор я сделаю.
— Не боишься, что я приведу подмогу? Палач рассмеялся:
— Теневые кучера тебе не подчиняются, отсюда до оживленных районов пешком идти очень долго. К тому же все заняты бунтом. Прежде чем они очнутся, история свершится.
— Для чего ты влез в это безумие, Влад?
— Мне нужен твои ответ, Пересмешник. — Жестко сказал он.
Я вскинул револьвер и выстрелил ему прямо в лицо. По его поведению я сразу понял, что из этой затеи ничего не выйдет, слишком спокойно он себя вел, но попытаться все же стоило. Пуля, не долетев до него нескольких дюймов, разрушилась и брызнула во все стороны раскаленными капельками.
— Глупо! — сказал Влад и без всякого предупреждения прыгнул на меня, подняв меч.
И к этому я тоже был готов, потому что никогда не сомневался в проворстве палача. Несмотря на грузную фигуру и кажущуюся неуклюжесть, двигался он легко, плавно и невероятно быстро, словно ртутный шарик, перетекающий из одно-го состояния в другое, а меч стал продолжением его самого.
Мне пришлось попятиться, разрывая дистанцию. У Влада было преимущество в длине меча и гораздо большем опыте фехтовальных поединков.
— Ты хочешь знать, зачем все это?! — прорычал он, больше не улыбаясь. — Потому что среди истинных лучэров есть те, кто неравнодушен к происходящему в Рапгаре!
Удар! Еще удар! Я едва успевал уклоняться и сбивать направление клинка, рубя по его плоскости тростью.
— Правительство давно пора отправить на свалку истории! Они слишком размякли.
Меч вспыхнул пламенем и теперь с шипением оставлял за собой огненный шлейф. Буквы на клинке горели. Jus vitae et necis [47].
— Ты зарвался, Влад! Право на распоряжение жизнью и смертью есть лишь у палача, но не у преступника, попирающего законы собственного основателя!
Я едва избежал прямого тычка в лицо, оказался сбоку, попытался ударить его Стэфаном по плечу, но он проворно развернулся и рубанул по трости снизу вверх. Он явно остался разочарован. Пламенеющий клинок, вопреки его ожиданиям, не перерубил дерево, а отскочил в сторону, пронзительно взвизгнув, а Стэфан в ответ выругался из-за появившейся зарубки.
— Князья приходят и уходят, Пересмешник, превращаются в тлен, перерождаются в нечто новое!
Алые росчерки меча мелькали перед моими глазами и я, решив уйти с открытого пространства, отступил на кладбище, где у Влада было меньше пространства для маневра. Почти сразу же я понял, что особо ничего не выиграл. Рогэ без труда перерубил гранитный столб, словно тот был сделан из свечного воска.
— Остаются лишь те лучэры, кто управляет Князьями! Так было раньше, так будет и теперь! Посмотри, во что мы выродились!
— Если ты о себе, палач, то зрелище действительно жалкое. Возможно, в другое время я мог бы выдерживать его темп,
но на меня опять накатила дурацкая слабость, и я едва не оказался разрублен на две половинки. Анхель визжала от ярости, но подойти ближе к врагу и воспользоваться ею я не мог.
— Nescio quid majus nascitur Rapgare! [48] И никто этого не остановит, тем более — ты!
Я подцепил Стэфаном венок и швырнул в него, но неудачно.
— Слишком благосклонная политика к людям и Иным! Интересы первых детей Всеединого забыты! Уравнены в правах с чернью! Вот почему я здесь!
Я попытался перейти в атаку, но он с легкостью ее отразил, и пламя обожгло мне щеку, в такой близости пролетел Рогэ от моего лица.
