Оксана Панкеева - Дороги и сны
Прыгать по сцене с размалеванной физиономией, изображая то неграмотного пастушка, то безмозглую барышню, то сурового конферансье, над которым потешается клоун, тоже не тянуло на тяжкий физический труд и вполне было доступно даже беременным. Правда, мадам Катрин уже задавалась вопросом, что делать, когда у «пастушка» начнет слишком заметно выпирать живот, но дон Мигель легкомысленно отмахивался, обещая что-нибудь придумать, а Ольгу этот вопрос не волновал вовсе. Она не рассчитывала путешествовать с цирком дальше Даэн-Рисса, а если кто считает, что она не всерьез или там передумает, – это его проблемы.
Только одно действительно давалось адски тяжело и требовало напряжения всех душевных сил.
Смех.
Собственно, смеяться Ольгу никто не заставлял, большая часть ее персонажей как раз говорили и делали свои глупости совершенно серьезно. Все было гораздо хуже. Требовалось вызывать смех у публики. Нарочно. Специально. Валять дурака. Играть. Выкрикивать звонко и жизнерадостно несусветную чушь, сверкая фальшивой, словно приклеенной улыбкой, и стараться при этом, чтобы улыбка такой не казалась хотя бы зрителям. Не позволять голосу даже дрогнуть, когда от всеобщего веселья хочется разреветься – настолько чудовищным кажется это веселье, ведь любимый муж и друзья как раз сейчас, может быть, страдают, а может, и вовсе…
Лишь в тот благословенный момент, когда Инес и дон Мигель спускались с протянутыми шляпами в толпу, можно было наконец забиться в фургон и дать волю слезам. Все уже привыкли к этому как к непременному этапу представления и некоторое время в фургон не входили. Хулио разок попытался было предложить свой вариант утешения, но после одного краткого разъяснения попытки прекратил.
Сегодня Ольга оказалась лишена даже этого эфемерного укрытия – труппу пригласил в свой замок местный сеньор, виконт Бакарри, и представление происходило в замковом зале, где благородные господа изволили отмечать помолвку хозяйской кузины с кем-то из его же приятелей. Торжественная часть к тому моменту уже завершилась, и праздник перешел в стадию пьянки, не предназначенной к лицезрению порядочным девушкам, поэтому кузину и прочих дам спровадили с глаз долой, и единственной женщиной за столом оставалась увешанная метательными ножами тетка, которая, судя по всему, за даму не считалась. Во время выступления жонглера они с Хулио так неприкрыто выражали взаимный интерес, что заметила даже Ольга, а дон Мигель с монсиром Бертильоном шепотом побились об заклад: почуяла ли воительница родственную душу и знает, на что идет, или же ее ждет страшное разочарование.
Остальную публику составляли подвыпившие рыцари, и Ольга, помимо всего прочего, чувствовала себя ужасно неуютно под взглядами нескольких десятков заинтересованных мужчин. Так как труппа выступала в этих краях уже не первый раз, красотка Инес водила давнее и плотное знакомство с хозяином и после выступления намеревалась оное продолжить, о чем виконт наверняка предупредил гостей. Гости были люди с понятием, поэтому все их внимание сосредоточилось на оставшихся женщинах. Следует заметить – очень неравномерно, ибо сценический костюмчик мадам Катрин бестактно подчеркивал все то, что в ее возрасте уже стоит скрывать, и успеху у противоположного пола это не способствовало. Конечно, Ольге вряд ли угрожало что-то страшнее похабных шуточек или непристойного предложения, от которого можно отказаться, но ощущение, что на нее пялятся с определенными намерениями, здорово нервировало. До такой степени, что ей казалось – слепой старик с завязанными глазами тоже пялится именно на нее и именно ее обсуждает, склонившись к уху виконта Бакарри. Глупо, конечно, воображать себе такие страсти, да и старик очень быстро ушел куда-то – и правда, что ему в этом представлении, которого он даже видеть не может, а уж слушать, как Хулио не попадает по струнам, сомнительное развлечение…
Но все же Ольгу не покидало тревожное ощущение надвигающейся опасности. Возможно, просто перенервничала – и так каждое представление было для нее испытанием на выдержку, а тут еще эти мужики, да и обязательной разрядки после насильственного веселья она оказалась лишена. Когда шоу закончилось, Ольга готова была мчаться бегом к спасительному фургону, чтобы поскорей забиться в темный угол, но щедрые хозяева не могли отпустить бедных артистов без подобающей благодарности. Инес виконт тут же усадил рядом с собой, а прочих пригласили спуститься на кухню, где для них уже приготовлено угощение. Ясно, что никуда они из этого замка не двинутся, пока дон Мигель не утратит способности стоять на ногах, а вечно голодный тролль не набьет брюхо.
Но и это еще было не все!
Когда Ольга, смирившись с судьбой, в очередной раз проглотив слезы и приготовившись терпеливо ждать, двинулась вслед за мадам к выходу, ее вдруг аккуратно придержали за локоток и попросили задержаться.
Ольга подняла глаза, подыскивая повод для отказа (что было затруднительно, так как причину ей не объяснили и подбирать возражения было не к чему), и застыла в растерянности. Над ней возвышался лично виконт Бакарри, продолжая бережно удерживать за локоть и не отводя пристального, хотя и безукоризненно почтительного взгляда. Вблизи он казался еще крупнее, чем издали, хотя до Элмара ему недоставало где-то с пол-локтя в высоту, а в ширину и того больше.
– Нижайше прошу вас уделить мне несколько минут, – очень серьезно произнес он вполголоса. – Нам необходимо поговорить.
Оторопевшая Ольга затравленно оглянулась, ища взглядом Инес – вдруг та сможет хоть знаком дать понять, что это значит? Однако танцовщица выглядела не менее удивленной и только глазами хлопала в ответ на безмолвный вопрос подружки.
Виконт уловил двусмысленность момента и поспешил добавить:
– По делу.
– Как, прямо… так? – Ольга беспомощно развела руками, намереваясь выиграть хотя бы время на переодевание, чтобы употребить его для более практических целей: посоветоваться с доном Мигелем и позаимствовать на всякий случай один из кинжалов Хулио.
– Не извольте беспокоиться. – Виконт наклонился к ее уху и уже шепотом добавил: – Не бойтесь, маэстрина Ольга. Вам здесь ничто не угрожает.
Ольга без лишних слов сунула кому-то свой барабан, даже не взглянув, кому именно, так как ее взор теперь не мог оторваться от серьезных серых глаз гостеприимного хозяина. Вопрос, угрожает ли ей что-либо, даже не возникал – таким мелким и незначительным он казался рядом с возможностью (пусть даже эфемерной) что-то узнать о судьбах близких.
– Откуда вы меня знаете? – не удержалась она, едва за ними захлопнулась огромная двустворчатая дверь зала.
