Кит Ломер - Космический шулер
Четвертая
—Бедная твоя голова, — сказала Свайнхильда,
пожертвовавшая нижней юбкой ради того, чтобы наложить холодный компресс на одну из многочисленных шишек O'Лири. — Ребята швыряли, тебя, как мешок с капустой.
Лафайет застонал, дотрагиваясь до распухшего горячего уха, по форме напоминающего картошку, и чуть повернул румпель, вглядываясь в туман.
—Они оказали нам услугу, — пробормотал он. — На веслах нам никогда не удалось бы дойти до города так скоро.
—До чего раздражает твоя дурацкая привычка во всем плохом видеть хорошее, — недовольно ответила Свайнхильда. — Одумайся, пока не поздно.
—Сейчас не время для мрачных размышлений, — подбодрил ее Лафайет. — Правда, мы продрогли, промокли и проголодались, но худшее позади. Пострадали моя голова да твое достоинство. Ничего страшного. Через несколько минут мы будем кушать вкусный суп и пить вино, а потом снимем номер в отеле и как следует выспимся.
Он ловко повернул баркас под ветер, проходя мимо высоких строений на гранитной набережной, чем-то напоминавшей амстердамскую, и причалил к молу, у которого покачивались несколько барж и шаланд. Свайнхильда бросила швартов сторожу, обмотавшему канат вокруг низкого каменного столбика. Газовые фонари раскачивались на ветру, освещая территорию порта, заваленную мусором и пищевыми отходами. Несколько матросов безразлично смотрели, как Лафайет помог Свайнхильде сойти на берег. Шелудивый пес с поджатым хвостом прошмыгнул мимо, а так как он явно торопился по своим собачьим делам в Миазмы, они пошли следом.
—Какой огромный город, — испуганно озираясь по сторонам, сказала Свайнхильда. — И порт… такой большой и красивый, даже не ожидала. — Она рассеянно поправила упавший на лоб локон.
—Да-а, — с сомнением в голосе отозвался Лафайет и, взяв девушку за руку, повел ее к освещенному входу в таверну, над которым висела засаленная вывеска: «ПИЩА НА СЛАВУ».
В дымной, но теплой комнате они заняли угловой столик. Заспанный хозяин молча принял заказ и удалился.
—Совсем другое дело, — со вздохом облегчения произнес Лафайет. — Вечер начался неудачно, зато сейчас — грех жаловаться. Поедим горячего, пойдем «в отель, и сразу спать. Жить можно.
—Мне страшно, Лэйф, — сказала Свайнхильда. — Очень уж он большой, этот город. И бездушный. Люди спешат куда-то, друг на друга не смотрят. У них совсем не осталось маленьких радостей. Я так не смогу.
—Спешат? — пробормотал Лафайет. — Как покойники в морге.
—Посуди сам, — продолжала Свайнхильда. — Глубокая ночь, а таверна открыта. Никогда такого не видывала.
—Послушай, сейчас десять вечера, — резонно возразил Лафайет. — Совсем не…
—И к тому же мне надо выйти, а поблизости ни одного куста.
—Для этого существует специальное помещение, — торопливо объяснил Лафайет. — Видишь, написано «ЛЕДИ».
—Внутри?!
—Конечно. Ведь мы в городе, Свайнхильда. Придется тебе привыкать…
—Ладно, неважно. Я быстренько сбегаю за угол…
—Свайнхильда! Немедленно в туалет!
—Тогда пойдем со мной.
—Не могу, он для женщин. Для мужчин рядом.
—Надо же! — Свайнхильда неодобрительно покачала головой.
—Иди скорее, через несколько минут принесут суп.
—Пожелай мне ни пуха ни пера.
Она встала со стула и неуверенно пошла вперед. Лафайет вздохнул, подвернул намокшие кружевные манжеты рубашки, вытер влажное лицо салфеткой, лежавшей рядом с тарелкой, и принюхался к восхитительным ароматам жарящегося цыпленка и лука, доносившимся с кухни. При мысли об ужине рот его наполнился слюной. Кроме нескольких кусочков салями и сомнительных сосисок, приготовленных Свайнхильдой, он с утра ничего не ел…
Утро, — десять часов и миллион лет тому назад. Резной столик на террасе, белоснежная скатерть, начищенное серебро, безупречный дворецкий, наливающий легкое вино из замороженной и обернутой полотенцем бутылки, ломтики ветчины со специями, пшеничный хлеб, взбитые сливки, тоненькая, как папиросная бумага, фарфоровая чашечка с черным кофе..
—Эй, ты! — загремел с другого конца комнаты грубый голос, нарушая сладостные мечты O'Лири.
Решив, что в таверну забрел бродяга, которого собираются немедленно выставить за дверь, Лафайет обернулся. У входа стояли двое мужчин в треугольных шляпах, голубых мундирах, обшитых золотом, и белых бриджах до колен. Они смотрели на него в упор.
—Точно, он, — заявил один из них, хватаясь за эфес шпаги.
— Ух ты, целую неделю за ним гонялись. Теперь награда наша. Все денежки получим сполна. Смотри, Заскок, только не упусти. — Шпага со свистом вылетела из ножен и замелькала перед глазами O'Лири. — Лицом ко мне, руки на стол, приятель. Замри. Мы тебя арестуем именем герцога.
Второй стражник вытащил из-за пояса обрез и направил дуло на голову Лафайета.
—Сам пойдешь, мерзавец, или подстрелить тебя при попытке к бегству?
—Послушайте, — раздраженно сказал O'Лири, — вы меня спутали с каким-то другим мерзавцем. Я только что появился в вашем городе и еще не успел нарушить законов; или у вас есть закон, по которому запрещено дышать?
—Пока еще нет, но все впереди. — Острие шпаги кольнуло O'Лири в плечо. — Смотри, какой умник выискался.
—Давай по-хорошему, приятель, — посоветовал Заскок. — Нам с Простофлем платят за живого, как за мертвого.
—Я своими глазами видел, как ты отчебучил моих друзей, которые всего только хотели тебя арестовать, — добавил Простофль. — У меня руки чешутся с тобой посчитаться.
Заскок взвел курки обреза.
—С ума вы все посходили, что ли! — вскричал Лафайет. — Я никогда в жизни не был в этой богом забытой дыре!
—Сказки рассказывай герцогу Родольфо! — Шпага еще раз кольнула его в плечо. — Ну-ка, лапки кверху, приятель! Не бойся, идти недалеко.
Вставая со стула, Лафайет бросил красноречивый взгляд на хозяина таверны, потом на дверь женского туалета. Хозяин моргнул, перекрестился и уставился в пол, яростно протирая хрустальные фужеры.
—Вы совершаете непоправимую ошибку, господа! — сказал Лафайет, подгоняемый острием шпаги на улицу. — Хватаете невиновного, в то время, как преступник разгуливает на свободе. Ваш начальник будет недоволен.
—Нам все равно, за кого получать деньги, приятель. А теперь заткнись.
Несколько случайных прохожих испуганно посмотрели вслед стражникам, ведущим Лафайета по узкой мощеной улице в направлении угрюмой высокой башни. Они миновали железные ворота, охраняемые часовыми в той же форме, что у Заскока и Простофля, пересекли большой двор и подошли к двери, над которой горел красный фонарь. За дверью находилась ярко освещенная комната, до потолка увешанная плакатами: ИХ РАЗЫСКИВАЕТ ПОЛИЦИЯ. Посередине стояли деревянная скамья и стол, заваленный грудами пыльных бумаг.
