Леонид Кудрявцев - Лабиринт снов
Я помотал головой.
Чем они занимаются? А что им, собственно, еще делать? Они обречены. Это их жизнь. Вечно толкаться по базару и что-то покупать, покупать, а также ждать того человека, которому этот сон приснится.
Это случается нечасто. Конечно, не каждый сон, который снится человеку из статичного мира, придуман им самим. Довольно часто он попадает в сны, придуманные кем-то другим. Но их так много! Кроме того, что каждый человек за свою жизнь создает их несколько сотен, там, в мире снов, существуют еще сны лошадей, кошек, собак, волков, медведей, медленные, тягучие, словно патока, сны деревьев и короткие, словно обрывки кинопленки, сны трав. Их много там, в стране снов.
Со мной что-то случилось, и я, на секунду став рядовым обитателем сна, всей кожей почувствовал то же, что чувствует он, понял и ощутил ту владевшую им неизбывную тоску, осознание обреченности и невозможности хоть что-то изменить. Они, эти создания снов, обречены на вечность и ничего изменить не могут.
Например, жители этого сна обречены вечно, пока этот сон существует, торговать и покупать. А ведь сны существуют очень долго. По меркам статичного мира – сотни и тысячи лет. Мне случалось попадать в сны древних египтян, а пару раз даже пещерных людей. До меня вдруг с беспощадной ясностью дошло, что я рано или поздно умру, придет время, умрут и мои потомки, а жители этого сна все так же будут без конца продавать и покупать, продавать и покупать.
Ужас!
Я очнулся.
Нет, об этом думать не стоило. Так недолго и рехнуться. И вообще надо идти, торопиться, действовать... Все же я почему-то медлил, никак не мог заставить себя хотя бы встать.
Дьявол, и угораздило же меня подумать об этих обитателях снов!
Из толпы на секунду вынырнул зомби, хотел было что-то мне сказать, но сейчас же нырнул обратно.
Что ему было нужно? Да какая разница?
Мои пальцы медленно мяли сигарету. Крошки табака сыпались на утоптанную землю.
Мне нужно было что-то сделать. Что?
Неожиданно я вспомнил.
Ну конечно... Там, в статичном мире, это не имело смысла, а здесь до сих пор не было времени. И вот оно у меня есть.
И можно...
Да, я должен попрощаться со своей птицей-лоцманом. Ее убили три года назад, но тогда попрощаться с ней я не успел, и вот сейчас, когда прошло столько времени, настал момент для прощания.
Так почему бы и нет?
Я попытался ее вспомнить, и это мне удалось. Вот она летит и, взмыв вверх, превращается в белое, слегка размытое пятно. Вот она садится ко мне на плечо, чтобы отдохнуть, и поводит при этом по сторонам круглой головкой с острым клювом. И еще... еще...
Я вспомнил ее, так было положено, я вспомнил ее и забормотал старую как мир формулу, которую когда-то давно заставил меня выучить Гунлауг-учитель, поскольку ее должен знать каждый инспектор снов, формулу прощания с птицей-лоцманом:
– ...вечность и покой. Там тебе будет хорошо. Прости, что уйду из этого мира позже тебя. Мы встретимся в новой жизни и опять будем вместе. Лети, а когда настанет срок – возвращайся.
Я говорил и говорил, пока слова прощания не кончились. Несколько секунд в соответствии с ритуалом я сидел неподвижно, чувствуя странную отрешенность и грусть. Потом это прошло, я встал, чтобы идти к переходному туннелю, и вдруг увидел зомби.
Он стоял совсем рядом, в метре, и неприятно улыбался.
– Знаешь что, – сказал я ему. – А не пошел бы ты куда-нибудь... погулять, например?
– Значит, обиделся? – спросил зомби.
Вот это уже было наглостью. Я угрюмо проговорил:
– Тут ларек я один приметил. В нем топорами торгуют. Хорошими такими, на прочной рукоятке. Сейчас куплю один, и если ты к тому времени не исчезнешь, развалю твою гнилую башку на мелкие кусочки.
– Понятно, – грустно произнес зомби. – Я тут одной птице при случае все перья из хвоста выдеру. Короче, послушай, что тебе скажет такой старик, как я. Плюнь на все. Да, сделал я на тебя ловушку. Такова жизнь, так было нужно. Кстати, лично против тебя я не имею ничего.
– Значит, уходить ты не желаешь? – устало спросил я. – Тупой, злобный, подлый кусок гниющей плоти.
– А! – радостно воскликнул он. – Так ты ненавидишь меня не за ловушку? Я понял. Ты зомбифоб. Ну скажи же, скажи, что ненавидишь всех зомби без исключения.
– Да плевать мне на всех зомби и на тебя в том числе, – заявил я. – Просто оставьте меня в покое.
– Врешь! – прокурорским тоном заявил зомби. – Ты зомбифоб. И доказать это можно запросто. Есть способ.
Он с хрустом отломил у себя на левой руке указательный палец и протянул его мне.
– Зачем это? – опешил я.
– Как зачем? Вот возьми, подержи в руках, чтобы доказать свою непричастность к зомбифобам. Не хочешь, так ведь? Да не бойся, червяков я с себя сегодня уже обобрал. В конце концов, зомби я чистоплотный. Ну же...
– Да не буду я брать этот палец, – вскипел я. – Вот еще...
Повернувшись к зомби спиной, я сделал вид, что рассматриваю базар.
– Так я и думал, – угрюмо сообщил зомби. – Значит, ты и есть...
Вот тут я взорвался и, резко к нему повернувшись, крикнул:
– Да, да, да!!! Все, доволен? Ну, доволен? А теперь, когда ты получил что хотел, я с тобой разделаюсь.
Я сделал несколько шагов в сторону палатки, в которой продавали топоры. Зомби ловко нырнул в толпу и исчез.
Я остановился.
Великий сон, что это со мной? Никогда я так не заводился. Нервишки стали пошаливать? В этот момент из-за ближайшего ларька высунул голову зомби и прошипел:
– Кстати, когда умрешь, на мою помощь и заступничество не рассчитывай. Придется тебе, братец, гнить в полном одиночестве. И никто к тебе погнить на пару не придет. Ты даже не представляешь, чего сейчас лишился, но придет время – поймешь.
Медленно, стараясь делать это как можно незаметнее, я сунул правую руку в карман.
Зомби это все же заметил и спрятался.
Я вытащил пистолет и приготовился стрелять.
Высунись, давай, еще разок высунись.
Прошло пять минут. Зомби так и не показался.
Тогда я сунул пистолет обратно в карман и пошел в сторону нужного мне соединительного туннеля.
Меня словно река подхватила толпа покупателей. Толстый неопрятный купец вцепился в полу моей куртки и попытался мне всучить старые портянки. В это время чьи-то ловкие пальцы нырнули в мой карман. Не оглядываясь, я шлепнул по ним ладонью. Пальцы сейчас же исчезли, а продавец портянок потерял ко мне всякий интерес.
Между тем толпа несла меня и несла. Как и в реке, в ней были быстрины и тихие заводи. Минуя их, я чувствовал запах жареного мяса, верблюжьей шерсти, дубленых кож, изысканных притираний и пряностей.
К счастью, несло меня в нужном направлении, и я совсем перестал трепыхаться, подчинившись ритму толпы, лишь переставлял ноги, стараясь не наступить никому на пятки.
