Андрей Смирнов - Стена вокруг мира
Весь последний день я морально готовился к предстоящему. Легко ли отказываться от своей мечты? От такой мечты, которая согревала меня всю мою сознательную жизнь, ради которой я и Советника к себе подселил, и в таких процедурах участвовал, о которых даже и упоминать сейчас не буду – не потому что, мне вас, идиотов, жалко, нет – а чтобы вы мне рвотой своей сапоги случайно не запачкали. Процедурки были еще те, можете мне поверить. Все прошел. Ничего не боюсь и на все мне насрать с высокой колокольни. А вот с мечтой жалко расставаться.
В общем, душил всю дорогу до вечера в себе колебания, душил, и наконец задушил. Времени уже почти не осталось. Через три дня в город прибудем. За мечту цепляться не стоит, все равно ее уже не осуществить, но вот зато есть шанс красиво уйти. И этот шанс упускать не стоит. По крайней мере, мне известно в какой мир я попаду. Подавляющая часть человечества даже и такой малостью похвастать не может. В общем, хватит выть на луну, пора работать, господин чернокнижник. Надо использовать те немногие возможности, которые у меня еще есть. Определить, к примеру, свой будущий облик. Или профессию. Скажем, дрессировщик Советников. Или консультант Отдела Боли. Оч-чень хорошие, и уважаемые в моем будущем мире профессии.
Если кто не понял, то это шутка была.
А если серьезно, то размышлял я совершенно о другом. Можно ли сохранить разум – понятно, что не весь, но хотя бы частичку – по дороге в прекрасный теплый мир? Разум – великая сила. С другой стороны, даже если и удастся его сохранить (а значит, и частичку памяти), нужно ли это делать? Не свихнусь ли я, в таком случае, уже через два часа по прибытии на место? Вот у Советника, к примеру, вовсе нет собственных мозгов. Случайно ли это? Или это своего рода защитный механизм, единственный способ избежать безумия в том мире, из которого он послан? Или Советник – мелкая шавка, и поэтому на собственные мозги он просто не имеет права? Будем надеяться на то, что так оно и есть. Да, будем надеяться на лучшее. На что же нам еще надеяться?
Только успокоился, только целиком сосредоточился на задаче – как этой дряни удалось-таки вывести меня из равновесия. «Я, – говорит, – вас отпущу». Что-что она сказала? Я что, ослышался? Вся моя концентрация мигом пошла к чертям собачьим. Неужели?.. Нет, это еще не Добро, конечно, это всего лишь пустоголовая светловолосая дрянь, но эта дрянь тоже где-то и когда-то могла повстречать Добро и, так сказать, нюхнуть его волшебный запах, и вот теперь она об этом запахе могла вспомнить и потому даже сама толком не понимает, что говорит. Я переволновался, аж вспотел. Неужели я смогу вернуть Счастливый Билет омерзительному продавцу? Советник, как только мою мысль услышал, взвыл благим матом. Но мне на его вой глубоко наплевать было. Если все по-хорошему пойдет, он у меня еще неделю Мартина сторожить будет и оберегать от всевозможных напастей. Если уж меня не волновали вопли моего дедули, когда я его тупым ножом на куски резал (а порезать дедулю следовало обязательно, потому как в то время, когда я на улице о куске хлеба мечтал, он в трехэтажном доме жил, сладко ел и мягко спал, служанок за задницы щипал и знать меня не хотел), то уж Советниковы вопли меня совершенно не трогали.
Была, правда, одна загвоздка, деталечка одна, которая меня не устраивала. Один день пути – это слишком мало. Орден, как узнает, что я убег, непременно травлю продолжит. Девка уже два раза не справилась – значит, теперь они спустят по моему следу настоящих псов. Мастеров силы. Хотя бы из принципа спустят. Что такое день пути? Да ничто. У меня ни лошади, ни чистой одежды, ни оружия, и вдобавок потенциал гэемона на исходе, все на регенерацию ушло, а восстановления почти никакого.
– Пойми, – говорю этой дуре, которая, сама не понимая, нашими с Мартином жизнями сейчас играет, – мне нужно хотя бы два дня. Хотя бы два!
– Нет, – отвечает мне, – ты уже выбрал.
И Советник, как это услышал, сразу захихикал. «Точно, – напоминает, – уже». И понимаю я тогда, что нельзя требовать от судьбы невозможного. И соглашаюсь с ними обоими. Выбрал, говорю им. Выбрал. Только вы еще сами не понимаете, что я выбрал. А когда поймете, слезами кровавыми умоетесь. Ты, сука длинноногая, со своим Мартином попрощайся – в последний раз его сегодня видишь. А ты, сученок, который мне на мозги каждый день капал – ты… с тобой мы потом поговорим. Когда я на той стороне окажусь. Все потеряю, все забуду – но тебя не забуду. Я из тебя бифштекс сделаю. Без перца и без соли съем.
В общем, развязала она меня. Когда кровь к рукам прилила, такая боль была, что я не удержался, заорал чего-то. А потом думаю: чего это я вою? Если все гладко пойдет, через пару часов меня такой праздник жизни ожидает, такие ощущения незабываемые, что я об этой боли буду вспоминать, как о недостижимом блаженстве. А вот интересно, выдержу ли я? Вопрос вопросов. Впрочем, если я такое дерьмо, что сам с собой справиться не смогу, меня ягиня прирежет. А не прирежет – палач на тот свет спровадит. А не спровадит – я сам на ближайшем дереве повешусь, потому как больше всего на этом белом свете ненавижу я ничтожеств, воображающих о себе неизвестно что. И если я сам себя обуздать не смогу, если отступлю хоть на шаг – значит, не больше моя жизнь стоит, чем жизнь той пьяной свиньи, из-за которой вся эта кутерьма началась, и мечта моя заветная – ничем не лучше юношеских фантазий Мартина, когда он онанизмом тайком занимался.
Как видите, строг я, но справедлив. И не к другим только строг, но и к себе тоже. Я никого не люблю, это правда. Я и себя не люблю. Откуда любви взяться, если никакого Добра поблизости не наблюдается, сплошные куски дерьма в мировом океане? В мире моей мечты я смог бы любить. Не так, как эти свиньи любят – они и любви никакой не знают, у них вместо любви теплый супчик какой-то «хочу-не хочу, нравится-не нравится». Нет, не как они, а по-настоящему. Они и не понимают, как это – по-настоящему. Я и сам толком не понимаю. Ни настоящей любви они не знают, ни ненависти. Я хотя бы настоящую ненависть знаю. Если любовь – это наоборот, и притом что-то хорошее, то как, должно быть, она охерительно хороша! У любви лицо моей королевы, которая яблоками торгует.
Но если уж до мира моей мечты мне никогда не добраться, то я хотя бы сдохну с чувством собственного достоинства. А также с чувством глубокого морального удовлетворения. Потому как не только вы меня дерьмом накормили, но и я вас также. С сознанием своего правого дела вступлю в мир иной.
…Я перерезал артерию на горле Мартина и, собрав его кровь, поднял руку над головой. Темноту прорезала трещина, из которой стал выплескиваться холодный жар. Гниль и пламя. Свет без света. Мутное багровое свечение. Еще немного, и оно выплеснется мне прямо в глаза. Сумею ли не отступить?..
